— Как вы угадали, что у него была такая печаль в глазах? — Присмотревшись, добавил: — У Плеханова глаза сидели глубже. Кроме того, какая-то неустойчивость в нем была… Галантен до чрезвычайности… Зинуше ручку целовал…
Тут Глеб Максимилианович прослезился, а Кениг почувствовал непреодолимое желание лепить Кржижановского, дать его образ таким, каким он сейчас увидел его: и залегшие сразу от носа глубокие борозды, и рельефные, пергаментного цвета круговые мышцы рта, и мудрые печальные глаза, и резкие носогубные складки, и густые пряди седых бровей, перечеркивающие глаза.
Глеб Максимилианович перехватил его взгляд, подтянулся и сказал:
— А не можете ли вы сделать надгробие моей жене?
Кениг надгробиями не занимался, но подумал: сделаю! Решили так: пусть будет скромная плита из красного гранита с портретом, а рядом с ней — каменный свиток со стихами, которые напишет Глеб Максимилианович.
Когда работа была закончена и Глеб Максимилианович хотел, как полагается, заплатить Павлу, тот категорически отказался. Тогда Глеб Максимилианович преподнес ему «министериабельный» портфель свой (вручен ему при назначении в Энергоцентр) с полным собранием сочинений Пушкина. Кениг был очень тронут. Больше всего он, конечно, хотел бы сделать бюст Глеба Максимилиановича, но тот по-прежнему категорически возражал.
— После шестидесяти лет нельзя на порог пускать художников и скульпторов, — говорил он, — лепить надо молодых академиков. Недавно на академической сессии совсем молодой парень доложил такое! Переворот в строительном деле! Вот его и нужно лепить. Или знаешь еще кого — Таню Логунову! Героиня, красавица! А меня не нужно. Только когда умру, сделай мне тоже надгробие, рядом с Зинушей.
Павел Кениг сделал бюст Логуновой, с орденами, в гимнастерке. Она, позируя, стеснялась и получилась мрачной.
Кржижановский по-прежнему был директором Энергетического института. Президент Несмеянов и главный ученый секретарь Топчиев переслали ему в феврале 1956 года копию решения общего собрания Академии наук СССР об утверждении его директором на новый срок.
Он не давал сотрудникам передышки, стремясь постоянно держать их в ритме жизни страны.
— Читали сегодня «Правду»?
— Знаете, что сейчас нужно для Госплана?
— Идет хребтовый год, а вы и дальше намерены сидеть в болоте? — спрашивал он сотрудников, нацеливая их на самые жгучие энергетические проблемы.
Всегда обращенный к будущему, он терпеть не мог, когда кто-то пытался почивать на лаврах. Как-то принесли ему на утверждение отчет, в котором в числе прочих достижений значился разработанный в годы войны газогенератор для автомашин и тракторов, работавший на соломе. Он возмутился и начертал поперек листа: пора уняться с этим «соломотрясом», есть дела поважнее.
Строительство мощных электростанций на Волге вызывает необходимость разработки высоковольтных линий электропередачи постоянного и переменного тока — этим занимаются и московская и ленинградская группы отдела общей энергетики. Нужно экономить топливо на тепловых электростанциях — в институте работает целая лаборатория по пару высоких параметров. Есть лаборатории, где изучаются комплексное энергетическое использование топлива, газификация, энергетический баланс, теоретические основы энергетики.
Когда он узнал о работах по атомной энергии, проводящихся в Советском Союзе, он почувствовал гордость за страну, за ее науку. И немного возгордился сам — он это предвидел! Многие большие ученые, в их числе Резерфорд, Эйнштейн, Бор, Иоффе — не верили в энергетическую ценность внутриатомных связей, а Кржижановский, еще в 1920 году в холодной Москве написал:
«Мы подходим к последней грани. За химической молекулой и атомом — первоосновами старой химии — все яснее обрисовывается но н и электрон — основные субстанции электричества; открываются ослепительные перспективы в сторону радиоактивных веществ. Химия становится отделом общего учения об электричестве. Электротехника подводит нас к внутреннему запасу энергии в атомах. Занимается заря совершенно новой цивилизации».
Он с удовольствием перечитал эти фразы в сборнике своих избранных произведений, изданных в 1957 году. Мечта привела его туда, где разум еще чувствовал свое бессилие. Едва узнав о работах Курчатова, создающего реактор, Глеб Максимилианович зажегся идеей создать атомную электростанцию. Он понимал, конечно, что исследование реакторов будет проходить в специальных центрах, но знал и то, что атомная энергетика есть лишь частный случай энергетики общей, ее часть и ее порождение.
Он организовал в институте исследование элементов атомных электростанций. Первая в мире атомная электростанция, пущенная в 1954 году, была плодом и его мысли.
Наступала очередь развернутого использования атомной энергии, которое, но мнению Кржижановского, должно было знаменовать наступление века коммунизма.
Он не переставал мечтать и о том, о чем когда-то мечтал с Ильичем, добиваясь пересечения кругов вокруг районных станций — о максимальном их объединении.
Может быть, в шестой пятилетке окажется наконец возможным осуществить давнюю мечту энергетиков — создать Единую энергетическую систему европейской части СССР? Может быть, новыми линиями, еще более высокого напряжения — 400, 500, а может быть, и 750 тысяч вольт — удастся связать Куйбышевскую и Сталинградскую ГЭС с Центральной, Южной, Уральской энергосистемами? Одновременно можно приступить к созданию Единой энергетической системы Центральной Сибири, простирающейся от Иркутска до Новосибирска. Эта система будет питаться энергетическими гигантами на Ангаре, Енисее, Оби, Иртыше, на мощных тепловых станциях, построенных вблизи углей Кузнецка и Черемхова.
А потом — от таких дерзких проектов захватывало дух — можно было бы объединить энергетические системы европейской части СССР и Центральной Сибири линиями сверхвысоких напряжений в единую высоковольтную сеть, Единую энергосистему страны!
Много тревог и волнений доставлял директору его институт; но разве не стоили они той радости, которую он получал, видя, как сбываются его мечты?
Развертывались большие работы по покорению Ангары. Вступила в строй действующих Иркутская ГЭС — сибирский Днепрогэс. Ниже, по течению своенравной Ангары, невдалеке от Падунских порогов, начато строительство крупнейшей в мире Братской ГЭС. Ее мощность должна была составить 3 миллиона 200 тысяч киловатт— вдвое больше, чем весь план ГОЭЛРО. На Енисее началось строительство Красноярской ГЭС, которая по мощности превзойдет даже Братскую. А еще есть Обь, Тунгуски.
Особое счастье он испытывал оттого, что завершается покорение Волги, осуществляется мечта, манившая его чуть не полвека. (Мечты энергетиков исполняются медленно.)
К восьмидесятипятилетию ему присвоили звание Героя
Социалистического Труда. Вручал звезду Климент Ефремович Ворошилов, приехал для этого домой.
Однажды Стеклов привел к нему начальника строительства Куйбышевской ГЭС Комзина. Комзин рассказал о перекрытии Волги, о мировых рекордах укладки бетона, о работе в тридцатиградусный мороз, о том, как обмороженные не уходили, лезли в пургу на обледенелые мачты, о том, как машинист паровоза, чтобы остановить сорвавшийся поезд с бетоном, ложился со шпалой на рельсы. Через пять лет после начала строительства первый агрегат дал ток…
Они ушли, он остался, одинокий старик. Он ходил по кабинету. Как хотел бы он сейчас побродить по машинному залу станции, о которой так давно мечтал, подойти к каждому из двадцати агрегатов, побродить по вечерней плотине, где, наверное, так свеж ветер с Волги.