Но наглядная агитация, как любил выражаться Клюев, была надстройкой. Базисом же в нынешний период обострения классовой борьбы, по его мнению, являлось беспощадное разоблачение врагов народа на всех без исключения участках производства.
К столу секретаря примыкал длинный стол для заседаний парткома, за которым сейчас сидело несколько человек, срочно призванных секретарем Клюевым для решения судьбы кандидата в члены партии Глебова. Первым у секретарского стола сидел начальник отдела кадров, плотный мужчина лет пятидесяти с обритой головой. На нем была военная гимнастерка без знаков различия, а новые брюки галифе были заправлены в начищенные до блеска хромовые сапоги. По заведенному правилу он вел протокол заседания. За ним устроился комсомольский секретарь. На заводе работал он давно, а вот секретарем его избрали только в прошлом месяце. Членом парткома его еще только должны были избрать на предстоящем общезаводском партсобрании, но сегодня Клюев специально пригласил его поучаствовать в заседании. Дальше сидели мужчина и женщина в рабочих спецовках. По случаю чрезвычайной ситуации Клюев вызвал их прямо от станка, чем объяснялась такая спешка, они не понимали и сейчас о чем-то недоуменно перешептывались. По другую сторону стола обычно сидело заводское начальство во главе с директором, но сегодня там не было никого, кроме Ярцева.
Кратко изложив суть дела, секретарь занялся самокритикой. Он говорил об ослаблении бдительности коммунистов завода, о ничем не оправданной политической успокоенности на всех участках предприятия. Активная борьба за чистоту рядов парторганизации, в результате которой были разоблачены несколько врагов народа, в основном руководителей разных уровней, потеряла прежний накал. В первую очередь, самоуспокоились они, члены парткома, и результат этого самоуспокоения не замедлил сказаться.
— …Кто, как не мы, помогли разоблачить бывшего главного механика Масюлиса и этого… заместителя главного инженера Шумейко. И успокоились, мирно почиваем на лаврах. А враг не дремлет! Есть предложение послушать сейчас товарища Ярцева, в чьем непосредственном подчинении находился этот Глебов.
— Находится, товарищ Клюев, — подал реплику начальник конструкторского бюро.
— Я попрошу без демагогии, товарищ Ярцев, я буквально отдаю себе отчет в своих выражениях, — голос секретаря звенел металлом. — Доложите нам, как у вас, члена парткома, под носом созрел этот гнилой фрукт.
Притихшие было члены парткома зашушукались.
— Слушайте, товарищ секретарь, ну, пригласили парня в НКВД, мало ли какие у них там вопросы возникли. А мы сразу ярлыки навешиваем: «фрукт», «элемент». Мы же сами принимали его кандидатом в члены партии. Работает он хорошо, в общественной жизни активное участие принимает. А знаете, сколько он народу на заем укрепления обороны сагитировал? Я правильно говорю, Громов? — обратился Ярцев к комсомольскому секретарю.
— Правильно, Владимир Тимофеевич. Мишка молодец, — с юношеской непосредственностью отреагировал молодежный вожак. Ярцев согласно кивнул и продолжил:
— Я его кандидатуру хотел нынче предложить на руководителя кружка по изучению Положения о выборах в Верховный Совет. Кстати, а вы знаете, что его отец позавчера на параде шел в колонне ветеранов-красногвардейцев?
— При чем тут отец? — металл в голосе Клюева уже не звенел, а громыхал. — Недавно некоторые на Мавзолее стояли, а где они сейчас? Вот то-то и оно. Короче, — пронзительным взглядом оглядел он присутствующих, — кто за то, чтобы исключить Глебова из кандидатов в члены партии? Прошу поднять руки.