Возникшую тишину нарушил голос начальника отдела кадров:
— Ильич, у нас до кворума людей не хватает.
Клюев недовольно покрутил головой:
— Я в курсе. Как вы знаете, директор Шишкин болеет, но я уже с ним говорил, он буквально «за». Лейбович в командировке, но он, в отличие от некоторых, линию понимает. Вот тебе и кворум. Так что, прошу голосовать.
— А как же обсуждение? — Ярцев обвел глазами присутствующих, но все молчали, глядя на секретаря.
— А тут и обсуждать нечего, все и так буквально ясно, — безапелляционно отрезал тот. — Правильно я говорю, Чернов? — обратился он к рабочему.
Чернов, слесарь из мехцеха, ветеран завода, развел руками:
— Оно, конечно, нехорошо, если, понимаешь, НКВД…
— Значит, ты «за»? — продолжал наседать секретарь.
Секретарь парткома для Чернова всегда был существом высшего порядка.
— Оно, конечно, так, — согласился он с Клюевым, следя за его реакцией, но тот уже переключил внимание на женщину.
— А ты, Семеновна, чего молчишь? Как частушки на свадьбах петь про это дело, — и он сделал неопределенный жест рукой, — так ты первая. А как по принципиальным партийным вопросам высказаться, так ты молчок?
— Ой, а вы откуда знаете? — факт, обнародованный секретарем, застал Семеновну врасплох.
— Знаем. Все знаем, «чека» работает. Так, ты «за» или «против»?
— Так то ж меня Ванька Ситников с механического подбил — давай да давай. Ну, я и выдала, — женщина явно тянула время, пытаясь отодвинуть момент ответа на прямой вопрос. А вот присутствующие товарищи слегка оживились.
— Выдала она, — Клюев взял со стола записную книжку, нашел нужную страницу. Он не мог упустить случая, чтобы не продемонстрировать свою осведомленность о поведении членов парткома в быту и тем самым напомнить присутствующим о своем «всевидящем оке». — Вот полюбуйтесь: «Не ходите, девки, в баню, там теперь купают Ваню. Окунают в купорос, чтоб у Вани… ну, это самое… подрос». Это ты про Ситникова, что ли, — не удержался Клюев, чтобы не пошутить.
«Homo sum, e nihil humani a me alienum puto» — в переводе с латинского: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Вот так, с шуткой и прибауткой втягивал этот человек людей, сидевших за столом и абсолютно не желавших зла хорошему парню и активному общественнику Мише Глебову, в ситуацию выбора: осудить человека неизвестно за что или воспротивиться, но тогда будущее твое станет непредсказуемым? Много ли находилось смельчаков, готовых воспротивиться? Мало… Намного больше всегда оказывалось тех, кто осуждал и после этого даже малейшими угрызениями совести не мучился. Менее чем через год после описываемых событий, в марте 1939 года, в Москве состоялся восемнадцатый съезд ВКП(б). В докладе секретаря ЦК Жданова об очередных перегибах, касающихся необоснованных репрессий, наверное, больше всего впечатляют многочисленные обескураживающие факты безудержного, подчеркнем, добровольного энтузиазма рядовых советских людей разоблачить как можно большее количество врагов… В том числе и факт, очень похожий на тот, который описывает автор. Какой соблазн использовать политическую обстановку в стране для решения собственных проблем!.. Да, и тогда слаб был человек, даже несмотря на интенсивную идеологическую обработку.
Меж тем сидящие за столом члены парткома еле сдерживали себя от душившего их хохота. Семеновна невинно хлопала глазами, а Клюев продолжал строжиться:
— И ничего смешного тут нет! Громов (тот сидел, полузакрыв лицо руками, плечи его подрагивали), ты тоже готовься к ответу за слабую работу с молодежью, буквально на следующем заседании парткома (парня как будто ошпарили кипятком, он выпрямился и мигом принял рабочую позу). А тобой, Семеновна, я персонально займусь. Это какой такой пример молодежи? Ладно, об этом позже. Значит, как я понял, ты «за»?
Семеновна глубоко вздохнула:
— Я, Дмитрий Ильич, и не знаю. Может, подождать надо, глядишь, все и образуется? Парень-то уж больно хороший.
— Я буквально не понимаю, что значит — «образуется»? — зловещим тоном проговорил секретарь, покраснев от возмущения. — Какой такой «хороший парень», если налицо связь с врагом народа?
— Да, может, они и не общались вовсе, откуда нам знать-то? — Ярцев сделал еще одну попытку снизить накал страстей.
— Опять демагогия! Жил рядом и не общался? И не разглядел замаскированного врага? Нет, не зря его забрали. Вы, товарищ Ярцев, по своей интеллигентности, может, чего-то не понимаете, а я измену за версту нюхом чую, — Клюев явно напоминал, что в кресле секретаря парткома он оказался после работы мастером на производстве и по окончании краткосрочных партийных курсов. — В общем так, Семеновна, я в последний раз спрашиваю…