- Как хотите, а не могу я в это поверить! - решительно заявил я Линькову. - Слишком я хорошо знаю... знал Аркадия. Не мог он покончить самоубийством!
Линьков с сочувствием поглядел на меня, но ничего не сказал.
На этом мы с Линьковым пока расстались. Он пошел по институту "выяснять некоторые детали", а я направился к своей лаборатории, хоть меня прямо ноги отказывались туда нести.
Аркадия уже увезли, лаборатория была заперта, я открыл ее ключом, который утром, еще ни о чем не зная, взял в проходной, с трудом шагнул через порог и стал тут же у двери, не зная, что делать. Комната была пуста, чиста, и всю ее пронизывало быстрое слепящее трепетание солнечных бликов и теней листвы, видимо, ветер на улице усилился. Я стоял и смотрел на диван, где недавно лежал Аркадий, такой спокойный, почти довольный и от всего уже страшно далекий, и так мне было тошно и жутко, что словами не передашь.
Все в институте, конечно, уже знали, что случилось, по нашему коридорчику-тупику то и дело проходили люди, кое-кто останавливался у порога, пробовал со мной заговаривать, я, не оборачиваясь, почти механически отвечал: "Да, правда... Нет, не знаю. Ничего мне пока не известно... Нет, меня тут не было... Ребята, ничего я не знаю и ничего не понимаю. Да, потом, наверное, выяснится..." - и прочее в том же духе.
Не знаю, сколько я простоял вот так, давая краткие интервью через плечо.
Наверное, не очень-то долго, - ну, сколько ж можно вот так торчать на пороге собственной лаборатории, на виду у всех? Да и Нина вряд ли особенно медлила:
наверное, как узнала, что следователь разговор со мной закончил, так сразу кинулась меня разыскивать. Она почти втолкнула меня подальше в комнату, захлопнула дверь и стала прямо передо мной.
Выглядела она как-то необычно, - слегка побледнела, глаза вроде больше стали, и даже волосы словно бы гуще сделались и блестели сильней. Но как-то так получается, что Нина, если изменяется, то непременно к лучшему, - это уж специфика внешности, по-видимому. Я молча глядел на нее, и вид у меня, надо полагать, был довольно жалкий: Нина даже заморгала от сочувствия и сказала, что она меня вполне понимает, еще бы, она и сама тоже, но надо мужественно переносить, - ну, и далее в том же духе, я не очень внимательно слушал, потому что мне вдруг стало гораздо легче, когда она пришла, заговорила со мной и сочувственно поглядела, и я обрадовался этому облегчению, стоял и вслушивался, как оттаивает у меня под сердцем гигантская ледяшка.
Нина так и не дождалась, пока я заговорю, и с оттенком нетерпения сказала:
- Ну, Боренька, ты что-то совсем уж... Держись все же! Ты хоть скажи, о чем вы говорили со следователем?
- Да всякое разное, - пробормотал я, опять впадая в прострацию. - Ну, спрашивал, что я думаю о причинах самоубийства, а я сказал, что вообще в самоубийство не верю. Спросил, как положено, что я делал в этот вечер, ну, я, конечно, объяснил, что сидел в библиотеке до самого закрытия...
Тут я заметил, что Нина как-то странно, даже будто с испугом на меня смотрит, и спохватился.
- Ах, да, Нин, ты же не знаешь... Мне пришлось уйти из института сразу после пяти. Аркадий меня прямо-таки выгнал из лаборатории... Я и просидел до одиннадцати в библиотеке, мне давно нужно было посмотреть работы американцев по резко неоднородным полям, а ты ведь все равно сказала, что в кино пойдешь с девочками...
Пока я говорил, Нина все глядела на меня и словно о чем-то напряженно думала, - такое у нее было лицо. Потом она тихо сказала:
- Мне Аркадий сказал, что ты ушел из института.
- Ты видела Аркадия? Когда? - спросил я, чувствуя опять эту распроклятую слабость и дрожь в ногах.
- Я сначала решила тоже остаться в институте, подождать тебя, да и работы у меня накопилось за последние дни, - сказала Нина, по-прежнему не сводя с меня взгляда. - Пошла сказать тебе об этом, но лаборатория была заперта, а на обратной дороге я встретила Аркадия...
- Когда же это было? - удивился я.
- Примерно в четверть шестого. Я спускалась по боковой лестнице, а он поднимался.
Я опять машинально удивился, но ничего толком обдумать не смог.
- О чем же вы с ним говорили? - с трудом спросил я: меня очень угнетало и тревожило то, что Нина вдруг так резко изменилась, говорит как-то холодновато, отчужденно и все смотрит на меня, будто чего-то ждет.
- О чем? - с какой-то странной рассеянностью переспросила Нина и, словно спохватившись, сказала поспешно: - Видишь ли, дело тут даже не в словах, но разговор получился какой-то странный и даже неприятный... Аркадий, во-первых, почему-то очень смутился, когда меня увидел. У него такой вид был, словно он сквозь землю провалиться готов. И вообще... Нина подумала.
- Вообще он выглядел как-то странно. Даже костюм на нем был... ну, тоже странный...
- В каком смысле странный?
- Ну, этого я определить не могу, я не приглядывалась специально, да и темно ведь на лестнице. Но покрой пиджака странный какой-то, борта широченные и форма у них необычная... даже не пойму, откуда у него такой костюм взялся, я его никогда не видала.
- Он был в новом костюме? - переспросил я, заинтересовавшись.
Я-то сам, хоть убей, не мог припомнить, что за костюм был на Аркадии вчера, - впрочем, Аркадий при мне, возможно, так и не снимал лабораторного халата.
Но если он был в новом костюме, то, может. Линьков правильно предположил:
Аркадий назначил на вечер свидание какой-то девушке.
- Может, он и новый, - сказала Нина, - но только в том смысле, что он недавно приобретен или просто я его ни разу не видала раньше. А вообще-то он совершенно немодный. Меня это в первую очередь и удивило.
Меня - тоже. Аркадий в одежде разбирался и явно немодного костюма не надел бы, а уж тем более не стал бы покупать. Но, так или иначе, версия свидания, по-видимому, не подкреплялась, и я перестал об этом думать.
- Что же он все-таки сказал? - спросил я, потому что Нина замолчала и явно задумалась о чем-то весьма неприятном.
- Сказал он мало, но - Да я просто могу в точности повторить его слова. Я...
- Тут Нина замялась, и на мгновение в ее голосе послышались обычные, теплые нотки, но тут же исчезли. - Я... мне показалось, что он так разволновался потому, что на мне было синее платье, то самое... ну, в общем, воспоминание о первой нашей встрече. Я как-то растерялась, не знала, что сказать, и вдруг вспомнила, сколько лишнего наговорила тогда ну, в зале хронокамер, - и решила перед ним извиниться. Поэтому сказала: "Аркадий, ты, пожалуйста, не придавай значения тому, что было в зале хронокамер". А он как-то странно посмотрел на меня, сделал вид, будто даже и не помнит, о чем речь, и ответил скороговоркой, небрежно: