- Почему это я не мог? - удивился Аркадий. - Я ведь сразу решил, что не останусь там, и обеспечил себе переход!
- Непонятно, как ты мог обеспечить, - сухо заметил Борис. - Аркадия ты уже не мог просить:
- А тебя? - Аркадий торжествующе улыбнулся. - Тот Аркадий в записке должен был объяснить, что произошло, и попросить тебя, чтобы ты в 1972 году включил хронокамеру... Почем же я знал что начнется такая катавасия: что исчезнет записка, начнется расследование и ты полезешь в прошлое...
- Все это, положим, относится не ко мне, а к нему, - возразил Борис, кивнув на меня, - Но дело не в этом. А вот что случилось с запиской? Борька, ты что-нибудь понимаешь?
Я ничего тут не понимал. Кто-то вроде заботится обо мне и Аркадии, включает хронокамеру для перехода. И в то же время кто-то крадет записку, без которой ужасающий эксперимент Аркадия теряет всякий смысл: остается факт смерти без каких-либо объяснений. Можно подумать, что этот таинственный некто умышленно создал такую хитрую путаницу: сначала украл записку, чтобы заставить меня вернуться в прошлое и тем самым изменить мировую линию, а потом подсунул нам хронокамеру, которая перебросила нас вперед по этой новой линии... Но если так, то он находится здесь же, в этом мире. Если камера доставила нас с Аркадием сюда, - значит, здесь она и была включена!
Аркадий, видимо, тоже проделал этот несложный расчет. Он нахмурил брови и решительно заявил:
- Все понятно! Он здесь! И я знаю, кто это! Ну, правильно, тут и гадать нечего... Только один человек знал, что происходило вечером двадцатого мая в институте. Он один знал не только об Аркадии, но и обо мне. Знал, что я случайно оказался в той же камере вслед за Аркадием:
- Борька, - быстро сказал я, - ну-ка, напряги память, вспомни, что было у вас с Аркадием после той ссоры:
Борис удивленно поднял брови.
- Ничего вроде не было... - медленно ответил он. - Работали по-прежнему... Я не знаю, что тебя интересует.
- Его интересует, - вмешался Аркадий, - рассказывал тебе твой Аркадий что-нибудь о том вечере... о двадцатом мая?..
- Нет... ничего... - пробормотал Борис. - Сами понимаете, я бы тогда все знал...
Ну, правильно. Но как это могло получиться, что Аркадий ничего ему не сказал? Прикинем. Аркадий вернулся в лабораторию - таблеток нет. Он начал искать - ничего не нашел, растерялся, потом... потом он бросился в зал...
Зачем?
- Зачем он побежал в зал, хотел бы я знать? - пробормотал Аркадий. И тут меня осенило.
- Ты рассказывал ему о своем уговоре с тем Аркадием... ну, который включил тебе камеру на линии II? - спросил я.
Аркадий нетерпеливо пожал плечами.
- Чего мне было ему рассказывать? Это ведь был тот же самый Аркадий, и он помнил все, что произошло при первой нашей встрече, включая уговор о камере.
Он ведь только после второй встречи перешел на линию III.
- Ах, да, - сконфуженно согласился я, глядя на чертеж. - Ну, тем более... У меня вот какая идея. Когда этот Аркадий увидел, что таблетки исчезли, он, видимо, решил, что цепь событий изменилась и что ты теперь, попав снова в будущее, уже узнал об этом... И что, может быть, ты включишь оттуда ему камеру, чтобы вы могли встретиться и объясниться:
- Возможно, - согласился Аркадий, - А вместо пустой камеры он увидел тебя?
Представляю, как он обалдел!
- Он скорее всего подумал, что это "его" Борис... ну, ты, Борька... что ты почему-то вернулся в институт, забрал таблетки и каким-то образом попал в камеру...
- И камера эта у него на глазах куда-то утащила Бориса, - докончил Аркадий.
- Однако утром Борис преспокойно является на работу и намертво молчит о вчерашнем... Действительно, ситуация! Ведь он даже и спрашивать Бориса не решался: а вдруг в камере был какой-то другой Борис, а этот ничего не знает?
- Я-то спросил бы рано или поздно, - заметил я. - Но Аркадий Левицкий на такой риск не пойдет: а вдруг он окажется в смешном положении!
- Постойте, братцы, - вмешался Борис. - Что Аркадий мне не сказал ничего - это я понимаю, это он действительно из самолюбия... Но почему он сам-то обо всем атом вроде позабыл? Он ведь лучше Бориса знал, что перемещение возможно. Почему же Борька немедленно взялся даже за абсолютно самостоятельные расчеты, а он все эти два года ничего не делал? И потом...
Аркадий, он твои расчеты знал?
- Знал! - ответил Аркадий. - Основные формулы я написал заранее, принес с собой. Таблетки выложил на стол, а сверху - листок с расчетами... Он ведь должен был их тебе оставить вместе с запиской, я же говорил...
Меня вдруг словно кипятком обдало. Я вспомнил, как в лаборатории стукнул со злости кулаком по столу... по листу бумаги... Как обнаружил под ним таблетки, завернул в этот листок, чтобы они не рассыпались, сунул в карман.
Руки меня плохо слушались, но я все же полез в карман, достал сверток с пачечками, развернул... Формулы, схемы...
- Вот - пробормотал я, протягивая листок Аркадию. - Вот... наверное, я даже не заметил...
Я стоял, как дурак, с листком в одной руне и горстью пакетиков в другой. Два пакетика упали на землю. Аркадий поднял их, а потом сгреб у меня с ладони остальные.
- Пригодится, - сказал он, пряча пакетики в карман, - Вряд ли у меня сон улучшится после всех этих прогулочек по времени... А теперь хватит трепаться, ребята. Пойдемте.
Мы не спрашивали, иуда. Ясно было, что нам необходимо найти здешнего Аркадия.
У выхода из сквера Борис остановился.
- Братцы, - смущенно сказал он, - пожалуй, лучше я один схожу... Может, он еще и не явился в институт, что ж тогда - Словом, вы меня подождите:
И он быстро зашагал к институту.
Аркадий прислонился к ограде, достал сигарету, закурил.
- Кстати, - спросил он, внимательно изучая кольца дыма, - это ты, небось, ломился вчера вечером в мою квартиру? Нигде от тебя покою нет!
- Квартира вовсе не твоя, - мстительно сказал я. - А ты нахально влез туда.
Вот и пришлось удирать через черный ход! А не лазь без спросу! Так тебе и надо!
- Да ну тебя! - сердито ответил Аркадий. - Сам-то хорош! Нахально дрыхнет в комнате Левицкого, а Левицкий должен на скамейке в сквере...
- Ага! - Я сочувственно покачал головой. - То-то Левицкий таким хриплым голосом спрашивал утром по телефону Левицкого! Простудился в сквере. И мозги, видно, отсырели за ночь. Неужели нельзя было как-то остроумней намекнуть своему двойнику о себе? И вообще вел ты себя нелепо!