Однако дед с бабушкой все выискивали, выискивали у нее таланты, чтобы дать правильное направление и не сбить ребенка с пути. В итоге определились все-таки «по языковой линии». В иняз она благополучно провалилась, получив двойку за диктант по русскому. Диктантец вкатили такой, что и самим гордым экзаменующим училкам он вряд ли был бы по силам, доведись им поменяться местами с любым дрожащим абитуриентом. Все это называлось «высокие требования». А на деле сводилось к тому, что все ошибки были бы исправлены этими же неподкупными мегерами, сообрази дед нанять одну из них в репетиторы.
В результате закончила Надежда вечерний пед, причем вполне успешно, без троек, не прилагая к этому особых усилий.
С работой помог мамин Шарль, ставший на волнах российских перемен одним из учредителей знаменитого женского журнала, издаваемого ныне и на русском языке. Знанием французского в редакции никого было не удивить, все пришли не с улицы, за работу взялись рьяно. Надежде досталась рубрика «С глазу на глаз» – советы опытного психолога одиноким запутавшимся созданиям с пробемами, не разрешимыми в одиночку. Юридическое право называться психологом она, в общем-то, имела: пригодился-таки педагогический диплом. Правда, поначалу выступать с умными советами было странно и смешно, к тому же писать потоком принялись не сразу, так что первые номера журнала содержали старательно переведенную с приданием местного колорита исконную французскую рубрику. Вскоре же, начитавшись родных писем с дремучими ошибками и по-настоящему кошмарными сюжетами в них, она прониклась сочувствием и стала искренне соучаствовать в судьбах своих корреспондентов. Со временем рубрика ее стала чрезвычайно популярной. Теперь она называлась «Наедине с Надеждой». Так что пригодилось и ее оптимистическое многозначное имя.
Больше всего в своей работе она ценила возможность работать дома. Ей не надо было, как большинству подруг, проделывать ежедневный утомительный путь на работу – с работы, отсиживать положенный срок. Сама себе хозяйка. Почти то, о чем мечталось.
С будущим мужем она познакомилась в родной редакции. Собственно, Шарль их познакомил, почти сосватал: представил ее Андрею как свою дочь, ну, тот и заговорил с ней на своем своеобразном английском. Думал, француженка, по-русски не понимает. Потом удивился, услышав родную речь. Пришлось объяснять, кто ей Шарль. Ну и слово за слово… Четырьмя годами старше, Андрей уже был сложившимся журналистом, поработал после журфака в казавшемся незыблемо надежном государственном издании, благодаря чему имел комнату в общаге и обещали даже квартиру со временем, но все кардинально поменялось в одночасье. Иностранный бабий журнал платил гораздо больше, чем ожидалось в дерзких мечтах, да и перспективы сулил более радужные.
Узнав о предстоящей свадьбе, Надины старики в целом одобрили грядущие перемены в ее личной жизни. Все было правильно: закончила институт, устроилась работать, вышла замуж. Им было чем гордиться: вырастили, выучили, пусть теперь живет-поживает да добра наживает. Бабушку немножко тревожило, что «мальчик не москвич», но дед решительно пресекал подобную болтовню.
Мать задала вопрос вполне в своем духе: «А зачем тебе это надо?» Фразочка типа: «Я его люблю» ничего ей не объясняла и не доказывала.
– Будь добра, растолкуй мне внятно, что тебе, лично тебе, даст это замужество? – четко формулировала она свои меркантильные вопросы вместо ожидаемых дочерью поздравлений.
– Мы будем вместе…
– На шее у деда с бабкой! Ну, твое приданое понятно. А он, как муж, чем ценен? Любите – живите вместе. Снимите напополам квартиру, посмотрите, сможете друг с другом всю оставшуюся жизнь?
– Но ты же за папу не на всю жизнь шла? Что же поженились?
– Ну, ты меня с собой не сравнивай. Я была изгоем. Я спасалась. К тому же, если говорить о практической стороне, твоему отцу все-таки было что дать.
– А мне ничего не надо! Ни от кого. Мне семью надо. Свою собственную! – Тогда Надя впервые вопила, общаясь с матерью, не боясь, что спугнет, что та не приедет, забудет ее насовсем.
С отцом к тому времени Надя не виделась несколько лет после их неожиданной отвратительной ссоры. Чтобы никому не было обидно, свадьбу вообще не устраивали. Расписались и полетели в свадебное путешествие все в ту же Францию. Именно в Париже Надя уверилась, что любит своего мужа (да-да, мужа, мамочка, а не зыбкого бойфренда, который сегодня есть, а завтра тю-тю). Она была не одна, ей было спокойно и весело, они легко сроднились.
Стоило ли обращать внимание на мелочи?
Разбалованная французскими приличиями мать брезгливо спрашивала тет-а-тет, не пора ли Андрею отучиться облизывать пальцы во время еды и не заглатывать пищу так торопливо, как будто это последний ужин в его жизни.
Или при случае рассказывались затертые анекдоты о советских дипломатах, вроде того, как один просит у другого носки посвежее, чтоб на важном приеме щегольнуть, а друг-дипломат радушно делится: «Да возьми, возьми, вон они, носки-то, под кроватью стоят!»
Или вдруг Надино внимание в общем разговоре обращалось на то, что Шарль меняет рубашки каждый день, а то и по два раза на дню, и это забота не только и не столько о собственной внешности, сколько о чувствах окружающих, не обязанных обонять запах нечистой одежды.
Некие инструкции полагалось выслушать и новоиспеченному супругу. «Научитесь быть веселым и приветливым с пожилыми дамами! – советовала мама. – Не рвитесь сразу высказывать почтение к их сединам, постарайтесь чем-то развлечь. Русские мужчины – страшные хамы. Умеют быть любезными только с теми, кто для них представляет сексуальный интерес. Между тем иметь в друзьях даму в возрасте не только полезно, но и приятно, многому можно научиться. Во Франции женщина с момента рождения до ухода в мир иной считается женщиной. С ней вы просто обязаны быть галантным, нежным, предупредительным. Делайте, делайте над собой усилия, смотрите по сторонам! И улыбайтесь почаще, оставьте это выражение мировой скорби на челе».
Все это были пустяки. Даже скучноватая и торопливая близость Надю, не имевшую особого положительного опыта в этих делах, не смущала. Главное – душой сродниться.
Затертое слово– «любовь». Все ее ждут, все к ней стремятся, а что искать – толком сами не знают. Отец ей как-то признался, что вот прожил жизнь, а так и не понял, было это с ним или нет. Но кому-то ведь дается. В награду или в наказание? И вообще, любой дар, с которым человек приходит в мир, – награда или тяжкий крест?
Как бы то ни было, теплое уютное чувство долгожданной цельности с сильным и добрым человеком вполне можно было назвать любовью.
Хотя никакого приданого у Андрея не было, о чем так беспокоилась прагматичная его теща, дал он семье выше всяких ожиданий. Талантливый, энергичный, он вскоре занял один из руководящих постов в их издательстве, деньги у них были, х о р о ш и е деньги, так что Надина зарплата составляла до смешного незначительную долю их бюджета.
После рождения их первого сына Надя поняла, что детское чутье ее не обманывало. Именно в собственной семье обрела она наконец счастье. Она совершенно переродилась, почти забыв о тягучем одиночестве своей юности.
Новая жизнь раскрыла в ней настоящий ее дар: она стала писать картины, в которых отразились данные ей природой радость и теплота. Она сильно уставала от множества никчемных слов, посылаемых ей запутавшимися в липкой житейской паутине женщинами, а также от своих, скорее всего, бесполезных советов, тоже состоящих из профессионально нанизанных одно за другим слов, слов, слов. Молчаливая работа с красками помогала уйти от всего этого, полностью погружала в иную, ее собственную, реальность.