Громогласная проповедница продолжала потрясать рукой и предсказывать «скорый суд адский и мучения страшные» и прочее-прочее. Ей вторили и другие бабы, мол, видели нечистого кто в лугах, кто у заброшенного колодца на краю поля, кто в кустарнике рядом с леском.
Народ обсуждал, переругивался: часть кворума призывала устроить на него облаву, а некоторые предлагали бросать дома и срочно эвакуироваться.
Я не верю в подобные байки, по крайней мере, весь этот бабский галдёж меня совершенно не впечатлил. Я поставила свой тазик на берегу, разоблачилась и осторожно, для начала лишь кончиками пальцев ног, начала медленный и очень интимный разговор с рекой. «Привет», — прошептала ей и ласково провела ладошкой по серебристой поверхности. «Ну, здравствуй», — ответила река и оплела мою талию прохладными, чуть ленивыми, но радостными объятиями. Наши прикосновения друг к другу сначала были осторожными, но начался тихий разговор — «Знаешь, я скучала» — «Я тоже» — и доверие стало сразу бесконечным и обоюдным. Я набрала полные легкие воздуха, радостно выдохнула, легко оттолкнулась ногами от илистого дна — и поплыла, свободно и счастливо. На середине реки остановилась немного отдохнуть, оглянулась и изумлённо замерла: отсюда берег речки казался абсолютно сказочным и воздушным, солнце по-ребячьи играло с блескучими листьями травы, свисавшей до самой воды, а с кувшинки на кувшинку перелетали стрекозы, радужные и как будто совершенно неземные.
После купания для полноты ощущений мне захотелось прогуляться берегом реки и заодно отыскать подходящее для вечернего помолвочного представления подходящее местечко. И оно не заставило себя долго искать. Не очень далеко от мостков, за уютной ширмой из молодых деревьев и густого кустарника, скрывалась маленькая уютная полянка с отвесным, но невысоким, не более полуметра, спуском к воде. Я запомнила дивное местечко и поскакала домой, невероятно довольная собой. И только дома поняла, что совсем забыла о недополощенных шторках, опрометчиво оставленных на берегу.
Делать нечего, я вернулась к речке. Увы и ах, тазика со шторами я там не обнаружила. До чего же люди до чужого добра жадные! Оставалось лишь надеяться, что я постирала занавески плохо и воришке ещё придётся с ними повозиться, прежде чем он сможет использовать их в хозяйстве.
По пути домой я осведомила Вениамина Фомича о месте предстоящего свидания, обсудила детали, в общем, женишок у меня был полностью готов, экипирован и во всеоружии.
Однако передо мной стояла ещё одна задача, сложность которой я бы оценила в 6 баллов по 5-балльной шкале: мотивировать Валюшку прибыть на место дислокации точно ко времени, без капризов и лишних вопросов. Впрочем, задачи повышенной сложности — мои самые любимые!
По возвращении Вали домой её ждала я, стоявшая руки в боки, с вызовом во взгляде:
— Валентон, а вот скажи мне, моя дорогая Валентон, а ты вообще купалась в речке?! Ну, вот этим летом? К примеру, плавала там, плескалась? Или, может, хотя бы заходила в воду по шейку? Или ныряла? Или барахталась по-собачьи?
От такого напора Валюшка даже немного опешила, хотя ей это совсем не свойственно:
— Ты хочешь знать, была ли я на речке в этом году? — Ай да Валя, ай да ученица КГБ, ЦРУ и кто знает каких еще служб. Всё верно: если тебя неожиданно поразили вопросом, немного измени его и задай в ответ вопрошателю. Это даст время на обдумывание или, может, даже переломит ситуацию, если собеседник лох. Я не лох. Я ещё сильнее упёрла руки в боки, шагнула навстречу Валентону, выпятила грудь, насколько это вообще возможно с моим размером:
— Валюнчик, ты прекрасно слышала вопрос. Сформулирую его иначе: ты окунала ли своё белокожее и негостанное, изумительное тельце в течение полноводной и прозрачноструйной реки, что заманчиво изгибается в плену зелёных берегов неподалёку от твоей царственной обители? А?
После такой велеречивой фразы деваться моей тётушке было некуда — крыть нечем!
Валюша тяжеленько и тоскливо вздохнула:
— Нет… Да и некогда мне…
— Врёшь, — возразила я. И всё — больше ни слова. Теперь только глаза в глаза и только додавливать! И Валюшка сдалась:
— Ох, ты прям верёвки из меня вьёшь… Ладно, понимаешь, Лёль, — и Валюша снова вздохнула, — ну, не девочка я уже поди… Правильно ты сказала, Лёль, «тельце». Куда мне со своим «тельцем», оплывшим и явно уже дряхххххлым, — последнее Валя произнесла со свистящим грустным выдохом звука «х» и утёрла нос движением руки от локтя до запястья: признак сожаления и печали.