Потому он сказал:
- Вы должны понимать, сэр Малькольм, что такие расследования часто открывают болезненные и даже ужасные тайны. Преступник ничего не забрал, а значит он или она убил вашего сына по личным причинам – то есть был близок с ним. Это может оказаться друг или даже родственник. Взявшись за это дело, я должен буду учесть и такую возможность. Я буду копаться в бумагах и вещах вашего сына, я буду задавать неудобные вопросы, не буду уважать ничью частную жизнь. Ничто не будет для меня свято, и никто не будет совершенно свободен от подозрений. Я не хочу сказать, что предупреждаю вас – лишь говорю, что вам стоит спросить себя, хотите ли вы знать правду, какой бы она не была?
- Да, мистер Кестрель, – ровно ответил сэр Малькольм, – всем сердцем я хочу знать правду, какой бы она не была. Неведение для меня хуже пытки – это самое тяжёлое и давящее состояние, что можно придумать. Я клянусь вам здесь и сейчас, что какие бы вопросы вы не задавали и что бы не обнаружили, я ничем вас не упрекну. Любая боль, что откроет ваше расследование, будет плодом моих же стараний – такова цена за то, что я считаю свет лучше любой тьмы.
- А миссис Фолькленд? Она того же мнения?
- Я всё обсудил с Белиндой перед тем, как написать вам. Я не решился бы на этот шаг без её одобрения. Она согласилась с тем, что мы должны обратиться к вам. Не могу сказать, что она интересуется расследованием или на что-то надеется, но она согласна. У неё слишком тяжело на сердце, чтобы выказывать энтузиазм хоть к чему-то.
Повисла пауза. Солнце медленно уходило за облака, бросая вокруг тень. Джулиан размышлял над клятвой сэра Малькольма и гадал, сможет ли он сдержать её, но решил, что это неважно. В глубине души он с первой минуты знал, что скажет.
- Очень хорошо, сэр Малькольм. Я принимаю ваше предложение.
- Спасибо, мистер Кестрель! – адвокат сжал его руку. – Я не сомневаюсь, что вы и Вэнс докопаетесь до самой сути! Я надеюсь, вы не спешите обратно в Лондон? Я приглашаю вас в мой дом… потому что мне нужно кое-что показать вам. А Белинда наверняка захочет лично поблагодарить вас за доброту и готовность помочь. Но не стоит утомлять её расспросами, пока она не будет чувствовать себя лучше.
- Расспрашивая миссис Фолькленд о деле, о котором сам знаю так мало, я бы лишь попусту тратил её и своё время. Я провёл последние две недели в Ньюмаркете. Я читал газеты, но в них на каждую часть достоверных сведений три части слухов и сенсаций. Мне нужно увидеться с Вэнсом и узнать, что обнаружил он – особенно о подозреваемых и их алиби, – Джулиан выдержал паузу, не отрывая взгляда от сэра Малькольма. – И кое о чём мне лучше спросить вас сейчас. В тот вечер, когда был убит ваш сын… где были вы?
- Где был я? – сэр Малькольм в растерянности уставился на Кестреля. Затем в его глазах появился ужас. – Вы же не хотите сказать, что… о, я понимаю. Этим вопросом вы иллюстрируете своё же утверждение о том, что никто не останется вне подозрений. Конечно, вы правы. Я рад вашей скрупулёзности. В тот вечер я был дома. Мои слуги могут подтвердить, что я не покидал дом, не говоря уже о том, что не уезжал в Лондон, чтобы убить сына и вернуться обратно.
- Спасибо, сэр Малькольм. Я понимаю, что это был возмутительный вопрос.
Джулиан по-настоящему сочувствовал сэру Малькольму, но всё равно собирался спросить у Вэнса, так ли надёжно это алиби. Кестрель мог допустить, что Фолькленд-старший убил своего сына, а теперь изображает рвение, чтобы отвести от себя подозрения. Да, кажется он и правда очень любил Александра, но «по-гречески «обожать» и «завидовать» – это одно и то же слово». Конечно, странно подозревать в убийстве человека, что сам привлёк тебя к его расследованию, но с такой возможностью нужно считаться.
- Так вы принимаете приглашение? – спросил сэр Малькольм.
- Я буду польщён.
- Славно, славно. Вы приехали сюда из Лондона, я полагаю? – сэр Малькольм взглянул на высокие сапоги Джулиана и хлыст.
- Да. Я оставил коня в пабе «Куст остролиста».
- Я живу совсем рядом, на Гроув. Мы могли бы пройтись пешком, если вы не возражаете, а за вашей лошадью я пошлю слугу.
Они вышли через боковые ворота и поднялись по крутой, узкой улочке, с обеих сторон окружённой милыми домами из коричневого кирпича. Вдоль дорожек и в садах густо рост остролист. Стараниями прачек некоторые кусты превратились в сушилки – на них приветственно развевались белые рукава.
Они добрались до Холли-Буш-Хилл и повернули на Гроув – узкую, извилистую улочку, образованную величественными домами, прятавшимися за кирпичными оградами. Сэр Малькольм остановился перед позолоченными воротами из кованого железа, несущими инициалы какого-то предыдущего владельца и год – 1705. Дом выглядел примерно на это время – квадратный и надёжный, сложенный из коричневого кирпича с красными наличниками. Крутая крыша придавала особняку задумчивый, немного надменный вид. С обеих сторон отходили малые крылья, связанные простой, но изящной белой колоннадой спереди.