Председатель КОАППа, будучи образцовым руководителем, не терпел у подчиненных разгильдяйства, в том числе и таких его проявлений, как опоздания на работу (сам он, правда, нередко являлся на коапповскую поляну в разгар рабочего дня, но, как известно, начальство не опаздывает, а задерживается). Поэтому коапповцы, прибывшие в урочный час на очередное заседание Комитета Охраны Авторских Прав Природы и увидевшие сердитую физиономию Кашалота, решили, что раздражение его вызвано отсутствием Мартышки, которая грешила довольно частыми нарушениями трудовой дисциплины. Впрочем, Гепард допускал, что, возможно, Мартышка тут ни при чем — шеф просто не в духе…
Приблизившись к председательскому пню, за которым восседал Кашалот, коллеги вежливо поздоровались, но он в ответ лишь кивнул, не отрываясь от чтения какой-то бумаги. Рядом с ней лежал вскрытый конверт с цветастыми марками — следовательно, бумага пришла по почте. И чем дальше председатель ее читал, тем больше хмурился. Коапповцам стало ясно, что причина негодования их начальника в содержании прочитанного, а не в опоздании Мартышки или плохом настроении…
Дочитав бумагу до конца, Кашалот пришел в такое бешенство, что изо всей силы стукнул ластом по ни в чем не повинному пню (психологи называют такие действия «переадресованной реакцией», она свойственна как людям, так и животным).
— Нет, каков мерзавец! — загремел его гневный голос. — Пятый раз перечитываю, и никак не могу поверить, что подобное возможно…
— Что именно? — хором спросили до крайности заинтригованные коапповцы.
— Ах, да, вы же не в курсе… — спохватился Кашалот. — Так вот, друзья, на мое имя поступило заявление… вот оно, — и он показал бумагу, которую читал. — Здесь сообщают о фактах настолько возмутительных, настолько противоречащих нашей морали, что я … что мы… — председатель был так взволнован, что не смог дальше связно говорить и, протянув заявление Гепарду, попросил зачитать его вслух.
— С удовольствием, — сказал Гепард, принимая бумагу, и, взглянув на нее, заметил: — Почерк довольно корявый, но как-нибудь разберу.
Первым словом, которое ему пришлось разбирать, был заголовок. После нескольких попыток его удалось прочесть:
«ДАНИСЕНЕЕ».
— Три ошибки в одном слове! — весело констатировал Гепард. — Уже интересно. Автор, безусловно, незаурядная личность — заурядной такое не по силам. Та-ак, посмотрим, о чем же он доносит… — бегло пробежав глазами текст, Гепард быстро приспособился к манере письма доносившего и дальше читал довольно бегло:
«Как я являюсь примерным семьянином, то и не могу глядеть без душевного несоответствия на безобразия соседа моего по Индии птицы-Носорога, который над законной женой куражится…»
При этих словах Удильщик встрепенулся, но чтобы скрыть нездоровое любопытство, спросил как можно более безразличным тоном:
— А как куражится, написано?
Гепард подтвердил, что автор «данисенея» кураж описал, и довольно подробно, в чем Удильщик может убедиться сам — и он передал бумагу, показав, с какого места продолжить чтение. Удильщик, водя концом удочки по неровным строчкам, стал торопливо читать:
— «Из дому ее никуда не выпускает, выход из дупла глиной замазал, а теперь так и вовсе перья у бедной отобрал, чтобы летать не могла, и на улицу чтоб не в чем было выйти».
Чувствительная Стрекоза не смогла удержаться от возгласа: «Какой ужас!»
Удильщик, с укоризной взглянув на нее, попросил не прерывать его и продолжил:
— «И кто ему, птице-Носорогу, дал такие права? Нет такого закону, чтоб у родной жены последние перья отбирать, и какой пример для молодежи, а у меня дочери растут».
Прочитав последнюю фразу, Удильщик растерянно развел плавниками и протянул:
— Мда-а… Что тут скажешь…
— Как, вам нечего сказать, Удильщик?! — вскричал Кашалот. — Замуровать в дупле жену, мать своих детей!! Да ведь это же… это… — он никак не мог найти подходящее определение, но наконец нашел и выпалил — как припечатал: — Это типичные феодально-байские пережитки, отрыжка прошлого!!!