Буря протестующих восклицаний поднялась после такого сногсшибательного заявления!
— Кто осмелится сказать что-либо подобное о Соловье?! — грозно вопросил Кашалот.
— О кумире поэтов и композиторов! — выкрикнул Удильщик.
— А главное, влюбленных! — вторила ему Стрекоза.
— Кто, вы спрашиваете? — Соловей горько усмехнулся. — Орнитолог, то есть специалист по птицам! И не «осмелится сказать», а уже осмелился, уже сказал! «Песня птицы, — заявил он, — не более, чем заявка на недвижимую собственность. Она адресуется соседям того же вида и гласит: «Сюда не входить! Эта территория принадлежит мне!»
Человек, прослушавший эту цитату с улыбкой, счел за благо ее прокомментировать:
— По-моему, дорогой Соловей, — обратился он к выдающемуся вокалисту, стараясь говорить как можно деликатнее, — вы напрасно так переживаете: орнитолог Генри Говард, написавший процитированные вами слова в своей книге «Территория в жизни птиц», и другие ученые, которые разделяют его мнение, не видят в побуждениях пернатых певцов ничего низменного: ведь для того, чтобы вывести птенцов, действительно необходим гнездовой участок…
Однако слова Человека не разубедили Соловья — он по-прежнему был безутешен, ибо полагал, что его достоинство артиста глубоко уязвлено (тенора́, как известно, очень мнительны).
— Всё равно, уважаемый Человек, — сказал он, и в каждом звуке его голоса сквозила обида, — получается, что все мои рулады, — тут он издал изумительную трель, — со всеми бесчисленными коленцами, — последовала еще одна трель, более витиеватая, — означают только одно: «Моё, моё, моё! Уходите, улетайте, убирайтесь подальше, вон отсюда — здесь всё моё!» И, следовательно, никакой я не певец любви, а всего-навсего мелкий собственник… Разумеется, — продолжал он, невзирая на клятвенные заверения Человека, что ничего подобного у специалистов по птицам и в мыслях не было, — если бы я захотел, мне бы ничего не стоило рассеять, да что там — полностью развенчать это заблуждение, хотя бы в отношении соловьев — за других птиц я, конечно, поручиться не могу… Ну, прежде всего такое соображение: если мы поем лишь для того, чтобы утвердить свое право на гнездовой участок, почему наши песни настолько сложны и разнообразны, что молодому соловью приходится учиться их исполнению всё свое детство и всю юность?
— Резонно, — заметил Гепард. — В самом деле, такое незамысловатое чувство, как чувство собственника, можно было бы выразить и менее изысканными звуками — ну, что-нибудь вроде… — Гепард оскалил пасть и зарычал.
Все согласились, что подобные звуки даже как-то убедительнее, нежели соловьиные трели, оповещают окружающих: «Это моё!»
— Вот именно, — вскричал Соловей. — Для чего же тогда передавать вокальное искусство из поколения в поколение, для чего нужны наши прославленные певческие школы — такие, скажем, как Курская? Сравните: в песнях подмосковных соловьев десять колен, а у курских — сорок!
Прозвучавшая совершенно умопомрачительная трель не оставляла сомнений, что обсуждение проблем любви и брака в КОАППе почтил своим присутствием виртуоз именно Курской школы. Но он всё не мог успокоиться и продолжал нанизывать доказательства своего бескорыстного служения музам одно за другим: — Еще один довод… Вы заметили, наверное, что самые красивые песни поют птицы с самым невзрачным оперением.
— Да-да, я заметила! — радостно подтвердила Стрекоза, и стала перечислять: — Соловей, Певчий Дрозд, Жаворонок…
— Так оно ж понятно, — перебила ее Сова. — Вон Павлин, к примеру, — красивая песня ему без надобности: как хвост свой павлиний распустит — никакая невеста не устоит!
— До чего же примитивный способ привлечь внимание невесты, — презрительно вымолвил Соловей. — Напялить шикарный костюм — здесь не требуется ни ума, ни таланта… Странно, что на такую грубую приманку многие клюют. Но есть птицы, у которых мужчины выбрали более достойный путь: чтобы завоевать расположение своей избранницы, они демонстрируют какое-нибудь умение, в котором достигли совершенства: журавли танцуют, бекасы занимаются воздушной акробатикой, рябчики артистично хлопают крыльями, сопровождая это художественным свистом, дятлы выбивают клювом на сучке барабанную дробь… А мы, соловьи, стараемся пленить невесту своими трелями! Вот почему они такие сложные и разнообразные: у нас каждую весну проводится, можно сказать, конкурс песни, и больше всего шансов не остаться одинокими у тех, чьи трели сложнее и кто исполняет их искуснее… Причем заметьте: во время исполнения соловьи забывают не то что о своей собственности — даже о собственной безопасности!