— Ну, а … история с перьями? — спросил Кашалот, желая, чтобы в этом запутанном деле не осталось ни малейших неясностей.
— Так птица-Носорожиха сама их сбросила! Муж ее меняет перья постепенно, иначе он не смог бы летать, а ей, пока она насиживает, можно и разом полинять — так ведь быстрее… Одним словом, все это «данисенее» — типичная клевета! И я узнала, чьих это лап дело — это Павлин написал!
— Стало быть, мало того, что сам жене не помогает, так еще и на хороших мужей напраслину возводит, — заключила Сова.
— А-а, — произнес Кашалот тоном, не предвещавшим для пернатого злодея ничего хорошего, — теперь понятно, почему Павлин не заботится о жене и детях: ему некогда — он строчит анонимные письма! Птица-Секретарь, Павлина — на стенд «Не проходите мимо». Немедленно!
— «Доброжелатель»… — бросила Сова.
Стрекоза вдруг горько заплакала. Коапповцы, связав эти рыдания с последним решением председателя, окружили ее и стали стыдить и увещевать. Со всех сторон слышалось: «Вам что — жаль этого анонимщика?», «Этого клеветника?», «Этого разряженного склочника? «Да не стоит он и одной вашей слезинки!» — и тому подобное. Наконец Стрекоза пролепетала сквозь плач:
— Да нет же, я не из-за Павлина вовсе плачу… Мне так жаль птицу-Носорожку…
Все уставились на нее, сомневаясь, в своем ли она уме, а Сова, всплеснув крыльями, запричитала:
— Вот те раз! Да ты что, Стрекозушка, аль не слыхала? Мартышка-то ведь только-только докладала: муженек-де у птицы-Носорожихи такой — любо-дорого смотреть, позавидуешь! Чего ж ее жалеть-то?
— Да-а, — всхлипнула Стрекоза, — а если он вдруг погибнет, как же она там останется в дупле, замурованная? Кто ее будет кормить, а потом размурует?
— Как это — кто? — Мартышка даже возмутилась. — Другая птица-Носорог! Она не даст умереть с голоду жене товарища — у них такой закон!
— Вот это по-мужски! — одобрил Человек.
— Если бы у всех было столь же рыцарское отношение к прекрасному полу… — мечтательно произнес Олень-менестрель, о котором все успели забыть. А он скромно стоял в сторонке и тихонько перебирал струны лютни.
— О, дорогой Олень! — спохватился Удильщик. — А как же ваша рыцарская баллада? Вы так ее и не спели по традиции…
— Нандик помешал, — ввернул Гепард.
— А нам всем так хотелось бы ее послушать по традиции, — подала голос переставшая плакать Стрекоза.
— Да-да, нельзя нарушать традицию! — поддержал Кашалот.
— Разумеется, о, друзья мои, я спою! — менестрель взял аккорд и объявил: — Старинная «Баллада о животных-джентльменах», — и он запел, аккомпанируя себе на лютне:
— Хорошая песня… — проникновенно молвил Кашалот. — Ее должны знать все мужчины!
— Зачем же дело стало? — Удильщик всем своим видом показывал, что готов немедленно заняться распространением баллады среди мужчин. — Менестрель, надеюсь, не откажется дать нам текст и ноты, мы их размножим…
— С помощью партеногенеза, — Гепарду очень понравилось это слово, и он старался ввернуть его к месту и не к месту.
— Быть по сему! — изрек Кашалот, после чего с легким сердцем закрыл заседание КОАППа, а заодно и обсуждение проблемы отношений между полами.