— А коровник? — вставил Удильщик. — Вы забыли упомянуть о коровнике: ведь нам пришлось бы его построить, отапливать, периодически ремонтировать… Сколько возни!
Сова тоже оценила возможности и преимущества древесной молочной фермы:
— Корову-то хошь не хошь, нужно тебе молоко али нет, изволь подоить, да чтобы в срок — иначе беда! А дерево это с того дня, как посадили, и до нынешнего утра неделю почти стояло недоенное — и ничего.
— В том-то и дело, — подхватила Мартышка, — с какой стороны ни возьми — никаких с ним хлопот! Ни с одним, как сейчас, ни с целой рощицей — мы ее потом обязательно вырастим.
Тем временем кувшин наполнился до краев. Бережно залепив надрез пластырем, Мартышка вернулась с кувшином к председательско-директорскому пню, налила молоко в кружку и протянула ее Кашалоту.
— Налей-ка и мне, — попросила Сова. — Как не попробовать — уж больно чудно.
Мартышка охотно налила экзотический напиток и Сове, и Удильщику, и птице-Секретарю, и себе — она призналась, что перед открытием кафе, в предпусковой, так сказать, суматохе не успела его даже пригубить…
Разливая, она продолжала славить достоинства Сорвейры и рисовать открывающиеся перед молочным деревом лучезарные перспективы:
— Я убеждена на все сто процентов, что когда-нибудь всех коров заменят молочными деревьями! Выведут высокоудойные породы, а затем и морозоустойчивые, способные расти даже на Крайнем Севере… И тогда можно будет с полным правом, обращаясь к Корове, повторить вслед за классиком его пророческие слова: «Что в вымени мне твоем?»
Окончание этого панегирика в честь древесного молока совпало с новыми криками «Горько!», донесшимися с банкетной лужайки.
— Опять требуют, чтобы новобрачные поцеловались, — прокомментировал Удильщик. — Всё никак не угомонятся.
— Ну что за варварский обычай? — возмутился Кашалот, поднося кружку с молоком ко рту. — А если молодожены стесняются?
— Молодожены тут не при чем, — произнёс чей-то сердитый голос.
Коапповцы обернулись на голос и увидели семенящего к ним пожилого Ежа.
— Гости кричат «Горько!», потому что им и вправду горько, — продолжал сердито бубнить, приближаясь, колючий визитёр. — Молоко-то ваше горчит!
По иронии судьбы именно в этот момент Кашалот отхлебнул из кружки… Физиономия его скривилась.
— Кошмар… — только и смог вымолвить он.
Сова тотчас попробовала молоко из своей кружки и в замешательстве подтвердила:
— Батюшки — и впрямь горчит!
Пригубили и Удильщик с птицей-Секретарем. Удильщик поперхнулся, а птица-Секретарь вскрикнула: «Коапп!» каким-то хриплым неузнаваемым, полным горечи голосом…
— Главное, обидно, — сказал Ёж, — весь свадебный стол уставлен пол-литрами, и вроде бы с молоком — а пить невозможно. Хину в него добавили, что-ли?
Директор кафе, несколько оправившись от потрясения (хотя, конечно, далеко не полностью), попытался как-то смягчить впечатление от прискорбного инцидента:
— Уважаемый Ёж, — заговорил он проникновенно, приложив правый ласт к сердцу, — это досадное недоразумение, и я, то есть, мы немедленно… э-э… — несчастный не знал, как продолжить, поскольку понятия не имел, что тут можно сделать, тем более немедленно, он «мекал» и «бекал», пока, наконец не нашелся: — Передайте, пожалуйста, наши извинения гостям и, разумеется, в первую очередь — новобрачным… кем вы им приходитесь? Тестем? Свёкром?
— Никем, — отрезал посланец свадьбы с вызовом. — Я с ними и незнаком совсем, как и большинство гостей. На свадьбах кто обычно гуляет? Ежу понятно: в основном посторонние. Я, к примеру, просто мимо шел, вижу — свадьба. Грех не зайти. Однако если мы новобрачным сбоку припёка, это вовсе не значит, что нам можно подсунуть напиток, порочащий наше честное имя.
Коапповцы переглянулись с недоумением, а в глазах Мартышки загорелось любопытство.