Для чего она это делала – Бог ее знает, знаю только, что всем этим она скоро довела меня до того, что многие из моих знакомых начали замечать во мне нечто неладное. Я
становился с каждым днем угрюмее, раздражительнее и рассеянней. Для жены моей мое знакомство с Верой
Дмитриевной оставалось по-прежнему неведомо; в тех кружках, где мы встречались с Огоневой, жена не бывала, а из моих сослуживцев в то время у нас бывал только один
Зуев. Так как человеку этому суждено было сыграть немаловажную роль в моей жизни, то я нахожу необходимым сказать о нем несколько слов.
Зуев служил в одной конторе со мной, куда поступил позже меня, а именно в конце нашего «сумасшедшего»
года. Я помню, я тогда же познакомил его с женой, но, что называется, не в добрый час. Знакомство произошло в театре. Мы сидели в ложе, доставленной жене Вильяшевичем, который был тут же; кроме нас был еще молодой человек – чиновник, друг Вильяшевича. Я встретил Зуева в коридоре и затащил его к нам в ложу.
– Мэри, – шепнул я жене, – вот тебе образчик литературного медведя, докажи свое искусство, приручи его на сегодняшний вечер.
Мэри пристально оглядела Зуева. По лицу ее я заметил, что он ей не понравился, однако она не подала виду, напротив, была с ним весь вечер особенно любезна. Вильяшевич, серьезно ревновавший жену мою ко всем, чем очень смешил нас, наконец не вытерпел и начал придираться.
Маня, заметив это, назло ему удвоила свою любезность с
Зуевым.
– Пригласи его ехать с нами ужинать, – шепнула она мне, когда мы выходили из театра. Зуев сначала уперся, но потом согласился, мы все впятером покатили к Палкину.
Маня, по обыкновению, была весела, хохотала, дразнила
Вильяшевича, который то сердился, то смеялся. Молодой чиновник, отуманенный излишне выпитым вином, таял и жадно пожирал Маню глазами. Я, как и всегда, молчал и наблюдал. Я видел, что Зуеву не по себе; он как-то странно поглядывал то на жену, то на Вильяшевича, то на меня, точно спрашивая: «В каких вы отношениях между собой?».
Меня это забавляло; я знал его за пуританина чистой воды, и мне захотелось его подразнить.
– Господа, предлагаю тост, каждый за здоровье той, в кого влюблен! – провозгласил я, наливая стакан.
– Идет, – воскликнул Вильяшевич. – Мэри Николаевна!
(Вильяшевич никогда не говорил Мария, находя это имя вульгарным) Мэри Николаевна! пью за ваше здоровье.
– И я, и я, – закричал молодой чиновник, срываясь с места и протягивая стакан.
– А этого хочешь? – шутливо грозным тоном спросил
Вильяшевич, показывая ему нож.
– По какому праву, – отпарировал тот, – если вы имеете право быть влюбленным, то и я так же, конечно, с разрешения супруга, – обратился он ко мне.
– Сколько угодно, – засмеялся я. – Итак, вы пьете двое за Мэри, я пью за Додо, – так звали актриску, о которой я уже говорил, – а ты, Мэри, за кого?
– Это не ваше дело, я знаю за кого.
– Про себя пить нельзя, ты должна назвать нам имя своего предмета.
– Я не желаю.
– Должна, иначе не дадим пить, говори.
– Ну, хорошо, погоди, дай придумать; ах да, вот за того лейб-улана, что сидел в первом ряду, ты видел его, какой красавец.
– Ладно, итак, Вильяшевич и Иван Иванович за тебя, я за Додо, ты за неизвестного лейб-улана, а вы, Зуев, за кого?
– За Гретхен Фауста, – произнес он и как-то особенно пристально поглядел в лицо жены. Та заметила этот взгляд и немного смутилась.
– Вы, значит, влюблены в Гретхен, – засмеялась она, –
но такая влюбленность слишком отвлеченная.
– Не более чем ваша в неизвестного даже вам по имени лейб-улана, – спокойно ответил он и медленно выпил свой бокал. Наступило неловкое молчание, я уже каялся, что затащил этого нелюдима, но Вильяшевич выручил.
– Кстати, господа, отчего не дают теперь «Маленького
Фауста», по-моему, это одна из лучших опереток, – он начал рассказывать, как ему случилось видеть эту оперетку в
Париже и какой она производила там фурор.
– Знаешь что, – сказала мне Маня в тот же вечер, ложась уже спать, – Зуев обо мне составил дурное мнение, он, кажется, подозревает что-то между мною и Вильяшевичем, ты заметил, какие он бросал на него взгляды?
– А тебе что? – зевнул я. – Большая печаль, что бы он ни думал.
На другой день я встретился с Зуевым и осведомился у него, какое впечатление произвел на него вчерашний вечер.
Вместо ответа он пристально взглянул мне в лицо и в свою очередь спросил:
– Зачем вы таскаете вашу жену в такие общества, неужели вы не видите, что губите и компрометируете ее этим?