– Воображаю. Дальше. Что же у вас после «Пери–колы»-то было?
– А после «Периколы» мы ужинали, вот тебе, не посылай жену одну с молодым человеком.
– Резонно. Чем же вас кормили?
– Была стерлядь паровая, рябчики или дупеля, я что-то не разобрала, и еще какое-то сладкое на ананасном сиропе.
– Ха, ха, ха! Ну, меню. Голову кладу на сруб, вам официант заказывал по своему вкусу. Зуев ведь в этом профан, он, я думаю, не знает ни одного трактирного названия кушаньям, воображаю, какую он рожу сделал, когда
54 « Ренессанс», «Шато-де-Флер» – названия модных петербургских ресторанов.
ему сунули под нос карточку кушаний, небось тут ему и языковедение не помогло.
Маня засмеялась и кивнула головкой.
– Я так и знал. «Эй, любезный, подай там, что сам знаешь, только получше!» Ну а с точки зрения официанта, получше – это значит подороже. Воображаю, что с вас слупили. Ну, а пили что?
– Шампанское, разумеется.
– Поди «васисдас» какой-нибудь, вы ведь оба знатоки, шампанского от фруктового кваса не отличите.
– Нет-с, не «васисдас», а настоящее Помри-Сек.
– Ну и Христос с вами, а теперь иди, раздевайся, я спать хочу.
– Успеешь, дай рассказать.
– Да рассказывать-то нечего. Поехали в концерт, попали в Буф, ели какую-то пакость, пили какую-то слякоть, заплатили за то и другое бешеные деньги, затем три часа с
Офицерской в Пушкинскую плелись в рваной каретчонке, оба всю дорогу, наверно, преисправно клевали носами.
Приехали, теперь надо спать ложиться.
– Боже мой, как ты мне надоел. Спать, спать...
– Ладно, тебе хорошо говорить, ты небось завтра до двенадцати часов будешь нежиться, а мне в 10 часов утра надо уже быть в другом конце города, работу сдать.
– Ну хорошо, иди, я тебе, пока ляжем, расскажу преинтересный казус. Вообрази себе, – начала жена, торопливо завертывая перед зеркалом волосы в папильотки, – ты не поверишь, какое мне сегодня сделал Зуев предложение?
– Ну?
– Отгадай.
– Пошла вон. Я уже засыпаю, завтра расскажешь.
– А тебе не интересно?
– Что? спать – очень, а потому прошу тебя, кончай ты скорей свои туалеты, вертишься, как флюгер перед глазами, наказанье иметь жену кокетку. И главное, воображает, что и действительно так хороша, удивительная красавица.
– Красавица не красавица, а вот Зуев предлагал же сегодня оставить тебя и ехать с ним в провинцию, ему там место в земстве предлагают, я, признаться, не поняла какое, а только жалованья три тысячи.
– Это, наверно, на мыс Доброй Надежды вице-губернатором, только как же Прасковьюшку-то Кувалдовну, в музей Гасснера, что ли, или к Росту в зоологический, там, кстати, вакансия недавно открылась, гиппопотам издох, только согласится ли она на подобную комбинацию, вот вопрос?
– С Прасковьюшкой у них уже конец, он с ней разводится.
– Как разводится? – изумился я. – Каким образом?
– А ты и не знал. Молодец Зуев, не в нас, зря не болтает, а ведет дело втихомолку. Видишь ли, он получил от отца десять тысяч, из них пять предложил Прасковьюшке с тем, чтобы она согласилась на развод, приняв вину на себя.
– Ну и что ж она, неужели согласилась?
– А отчего бы ей и не согласиться? Ее постоянная мечта
– вернуться в родной город, завести торговлю, сесть за прилавок, отвешивать и отмеривать, по воскресеньям ходить к ранней обедне, а там к многочисленным кумушкам, с которыми она будет усиживать по 18 чашек чаю в присест. Теперь она всего этого лишена. Сидит целые дни одна в четырех стенах, как ты знаешь; он ее никуда не вывозит, к ним тоже никто не ходит, да с его знакомыми ей и говорить не о чем, муж даже и тот по целым неделям с ней слова не скажет. По ее собственному выражению, живет она ровно в тюрьме альбо какая прокаженная.
– Что же, это отчасти верно. Удивляюсь только, как с ее неразвитостью решается она на себя вину взять, ведь у простонародья на это особые взгляды.
– Ну уж не знаю. Сумели уговорить. Очень уж ей очертел Питер, на волюшку хочется. У них почти уже все дело слажено. Недели через две последние формальности выполнятся и конец.
– Ай да Зуев, не ожидал я от него такой прыти. Вот тебе и Прасковьюшка, не долго покрасовалась она madame Зуевой, всего, кажется, пять лет.
– Скоро шесть минет. В конце марта.
– Однако ты его дела хорошо знаешь, точно секретарем при нем состоишь. Счастье Зуева, что детей у них нет, а то бы ему не так легко было стрясти ее с шеи. И так Прасковьюшка вниз по матушке по реке Неве, стало быть, и помех никаких нет, когда же вы едете?