В то утро Енихе после службы не спеша шел домой. Время у него было — полет назначили на одиннадцать часов, и ему захотелось пройтись, подышать. Деревья стояли еще голые, но почки уже набухали, наливались соком, а земля парила.
Добравшись домой, Отто поднялся к себе наверх и «проявил» закладку. Он даже не поверил сначала тому, что прочел. Но ошибки быть не могло. Руководитель извещал его: «Светлячок» — положение С». Это был приказ Росмайер исчезнуть, уйти. Это означало, что Кристе грозит арест.
Если радиограмма пришла в Постлау, — значит, корабль Кристы уже покинул берега Швеции, но могло быть и иначе: одна радиограмма пошла сюда, а другая — в Швецию. Как бы там ни было, Отто решил сейчас же отправить телеграмму на главпочтамт в Бронхейм до востребования на имя Росмайер, а еще одну дать на немецкое посольство в Стокгольме, — возможно, они быстрее свяжутся с кораблем. Не мешкая, не переодеваясь в военную форму, он через минуту уже мчался на «цундапе» на почтамт по улицам, по которым только что не спеша шел из Мариенкирхе.
Телеграмма была самой безобидной: «Жду, скучаю. Целую. Отто».
Но станут ли работники посольства звонить на корабль по такому пустяковому поводу? Енихе дал самую высокооплачиваемую срочную телеграмму, — может быть, хоть это заставит сотрудника посольства, занимающегося почтой, пошевелиться.
Текст телеграммы был заранее согласован с Кристой. Лучшего они ничего не могли придумать. Всякая двусмысленность текста, а тем более ложное сообщение о смерти или болезни какого-нибудь из родственников или еще что-нибудь в этом роде, что легко можно проверить, вызвало бы серьезные подозрения.
Отправив телеграмму, Отто поехал на «Мариине», так как время близилось к одиннадцати.
На аэродроме его встретил Видер. Самолет стоял заправленный, «под парами».
В тот день Отто должен был еще ближе подойти к звуковому барьеру. Это был важный этап в серии испытаний, но мысли Енихе были заняты другим. Он рассеянно взглянул на доску приборов, это, видно, заметил Видер и спросил его:
— Ты здоров, Оттохен?
— Здоров.
— Да поможет тебе бог.
Енихе закрыл фонарь и запросил по радио разрешение на взлет.
— Взлет разрешаю.
Отто включил турбореактивный двигатель, из сопла реактивной трубы выскочил длинный язык синеватого пламени. Еще один взгляд на доску приборов, и Отто уверенным движением руки отпустил тормоза. Самолет сначала, будто в раздумье, не веря еще в свою свободу, неуверенно двинулся по взлетному полю. По мере того как он разгонялся, сила воздушного потока, проходящего через турбину, увеличивалась и скорость нарастала. Енихе с легким щелчком повернул тумблер правой жидкостно-реактивной камеры, и его отбросило на спинку сиденья, прижало, будто он попал под пресс, а истребитель с воем пронесся над взлетной полосой и, задрав нос, вонзился в безоблачное небо.
— Прекрасный взлет, Отто.
Енихе так не считал, но ему ничего не оставалось, как поблагодарить Еккермана.
— Спасибо, Курт, — помедлив, сказал Отто.
Забравшись на высоту трех тысяч метров, Енихе огляделся, и первое, что он заметил, кинув взгляд в сторону моря, — приближающийся к берегу «Стокгольм».
Отто потянул ручку вправо, разворачивая самолет по направлению к кораблю, уже входившему в устье реки Варнов. Он не знал, на корабле ли Кристина, но если она там, — значит, ее не предупредили в Бронхейме, телеграммы она, конечно, не успела получить и ничего не знает о грозящей ей опасности. Эти мысли теперь безраздельно владели им, и он, снизившись, еще не зная, что он предпримет, повел самолет к кораблю.
— Что-нибудь случилось, Отто? — спросил далекий голос с земли.
— Нет, Курт, все в порядке, я решил немного прийти в себя после взлета, пройдусь над Балтикой.
Еккерман оставил его в покое. Высота, на которой летел Х-209, была непозволительно малой, но Енихе не обращал на это внимания. Сероватый «Стокгольм», дымя трубой, спешил в Постлау.
Рев стремительно приближавшегося реактивного истребителя заставил всех свободных от вахты высыпать на палубу. Отто показалось, что кто-то помахал ему платком, но он не был в этом уверен — скорость была слишком велика. «Догадается ли она?» — мелькнуло у него в голове. Отто видел внизу быстро уменьшающийся, словно тающий, корпус «Стокгольма» и, решив еще раз пройти над кораблем, развернул самолет теперь уже по направлению к берегу.