Он ничего не сказал, но взгляд его стал жёстче. Он тоже чувствовал — что-то меняется. Что-то близко.
Они сделали последний шаг.
В этот момент вспыхнули софиты, заиграла музыка, и бал начался.
Но где-то в доме, в глубине теней, кто-то наблюдал за ними. Слишком давно. Слишком внимательно.
И заигрывать с этим вниманием было опасно.
Альфред
Что это было?
Он стоял у подножия лестницы, смотрел, как Джессика, словно воплощённый огонь, растворяется в гуще гостей, и не узнавал самого себя.
Поцелуй. Этот поцелуй…
Он сорвался с губ, как выстрел. Без плана. Без расчёта. Не потому, что должен был. А потому, что не мог иначе.
Он не признавался бы в этом даже себе, но её бледность, её почти мёртвое лицо в зеркале — пугало. Она была похожа на фарфоровую куклу, которой забыли дать душу. И этот взгляд… пустой, как бездонный колодец. Он знал, она борется. Но насколько глубока эта яма?
Он поцеловал её — не из похоти. Из ярости. Из страха. Из жалости. Чтобы вернуть ей румянец, дыхание, искру. И — чёрт побери — в тот момент, когда она распахнулась, вцепилась в него, словно в спасательный круг, когда в её глазах вспыхнула жизнь… он почувствовал, что пропал.
Никто не должен был узнать. Особенно она.
Потому что это значило слишком много.
Потому что у них не было будущего.
И, потому что, если он допустит это снова — он сгорит.
---
Бал
Гости прибывали один за другим, с раздувшимися важностью грудями и масками на лицах. Улыбки были натянутыми, комплименты — лживыми. Джессика стояла рядом с Альфредом, чувствуя себя куклой в витрине. Её платье, украшения, макияж — всё это не принадлежало ей.
Они говорили: «Какая вы красавица!»
Они думали: «Интересно, сколько она продержится в этом доме?»
Она знала. Читала их по взглядам, как по открытому тексту. Каждый считал её чужой. Ненужной. Ошибкой.
— Как самочувствие? — прошептал Альфред, едва касаясь её локтя.
— Как у актрисы, вышедшей на сцену в пьесе, которую она не читала.
Он усмехнулся.
— Хорошее сравнение. Держись. Здесь умеют рвать на бис.
Появился мэр. Потом кто-то из совета директоров. Потом — женщина с лицом, как фарфоровая маска и кольцом, которое могло бы покрыть расходы маленькой страны. Они были вежливы. Хищно вежливы.
Когда Джессика на секунду осталась одна, кто-то из гостей шепнул ей, проходя мимо:
— У тебя глаза отца.
Она замерла. Резко обернулась — никого. Кто это был? Женщина? Мужчина? Призрак?
Комната закружилась. Музыка, голоса, свет — всё смешалось в головокружительный водоворот. Она опёрлась на перила.
Где-то в углу зала вспыхнула тень.
Она моргнула — и увидела своего отца.
Точно. Он стоял, руки за спиной, как всегда. Глаза — добрые. Он улыбался.
— Папа?..
Она шагнула — и тень исчезла. На том месте стоял официант с подносом.
Её трясло.
— Джессика! — Альфред снова оказался рядом, подхватывая её за талию. — Ты бледная. Что происходит?
— Я… я видела его. Там. Он был там…
Альфред обернулся. Напряжённый. Его рука на её спине дрожала — это была не забота, это была готовность: к бою.
— Успокойся. Я рядом.
— Это не галлюцинации, — прошептала она. — Кто-то… здесь… кто-то наблюдает…
— Я знаю, — его голос стал холодным. — И будь уверена — я это выясню.
Он провёл её к столу, усадил, налил воды. Джессика трясущимися пальцами поднесла стакан к губам.
Альфред встал за её спиной, как щит. Как воин.
И все, кто наблюдал — почувствовали это. Атмосфера в зале изменилась. Словно в воздухе появился запах грозы.
Музыка стихла. Начиналось торжественное слово дедушки.
Но прежде чем он успел открыть рот — в особняке мигнул свет. Один раз. Потом второй.
Кто-то пошутил. Кто-то захихикал.
Но Джессика знала. Это был знак.
Что-то было здесь.
И оно приближалось.
Глава 8
В кабинете деда витал аромат сигар, шампанского и… чего-то чужого. Ложного. Джессика держала бокал обеими руками, как щит, и едва пригубила напиток. Горьковатые пузырьки шампанского обожгли язык, и она подумала: а может, это и к лучшему — затуманиться, ослабить хватку разума, забыть хотя бы на минуту, что она не принадлежит этому миру.
Альфред стоял рядом. Его присутствие придавало уверенность, но — на расстоянии вытянутой руки. Он казался недоступным. Отстранённым. Джессика чувствовала это всем телом: она — не часть этого "клана". Не часть этой семьи. Даже не часть самой себя.
— Половина зала — члены клана, — прошептал Дерек, с нажимом выделяя каждое слово.