— Танцуешь?
— Ты уже вернулся? О чём…
— Тише, потом. Сейчас — только музыка.
Он прижал её к себе, и она подчинилась, чувствуя, как дрожат руки. Его дыхание коснулось её уха:
— На нас смотрят десятки глаз.
Он поцеловал её в мочку уха — нежно, почти интимно. Джессика затаила дыхание. Она пыталась не верить, но каждый его жест, каждое прикосновение заставляло сердце биться чаще. И всё же... мысль, что это всего лишь игра, терзала её. Всё это — фарс.
— Я серьёзно, — шепнула она, заглядывая в его лицо.
Он вздохнул.
— Пойдём. У меня есть кое-что для тебя.
---
Они сидели в саду, на тёмной кованой скамейке, с мороженым в креманках. Луна тускло освещала их лица.
— Они дали добро?
— Нам оно не нужно. Но чтобы они поверили окончательно... надо продолжать в том же духе.
— В каком духе?
Он не ответил. Просто притянул её к себе, перетаскивая на колени. Она ахнула, но не сопротивлялась. Его губы накрыли её — властно, горячо, без тени нежности. Это был поцелуй мужчины, теряющего самоконтроль.
Её руки сжались на его рубашке, тело напряглось, сердце бешено колотилось. Альфред жадно целовал, прижимая к себе сильнее, пока не застонал — едва слышно, опасно.
Он оторвался, сжав зубы.
— Всё. Нам пора.
— Что случилось?
— За нами наблюдали. Думаю, этого хватило...
Но он врал. Врал, чтобы не сказать: «Я не справляюсь. Я теряюсь в тебе».
---
Позже, когда гости начали расходиться, Джессика всё ещё чувствовала жар его поцелуя. Она слушала благодарности невпопад, думая только об одном: кто видел их? И… почему ей не было стыдно?
---
— Давай поговорим, — сказала она, остановив Альфреда в коридоре.
Он молча кивнул и проводил её до комнаты. Но на пороге замер. Она поймала его за руку и втащила внутрь, закрыв дверь.
— Я не знаю, с чего начать... Голова кругом.
— Отступать поздно, Джесс. Мы уже на сцене.
— Я не об этом. Я о нас. Ты мне нравишься…
Он резко обернулся.
— Джесс… Это всего лишь фарс. Нет "нас". Есть только ты и я. И эта постановка. Мы поженимся — но не ради любви. Не ради сказки.
— Но тебя тянет ко мне…?
— Ты мне чертовски нравишься… — хотел сказать он. Но сжал челюсти. — Считай, что это фильм. Поцелуи, чувства — постановка.
Она смотрела в него, будто могла услышать, как бьётся сердце за этой маской.
— Ладно… — прошептала. — Поможешь с платьем?
Он подошёл ближе. Руки дрожали, когда он расстёгивал крючки на спине. Его пальцы касались её кожи — и это сводило с ума. Джессика повернулась, обняла его и потянула за собой на кровать.
Он не успел ничего понять.
В следующее мгновение — треск ткани, рычание, темнота.
На кровати стоял ягуар. Черный, как ночь. Огромный, гибкий. Его глаза — всё те же, человеческие, но наполненные звериной яростью. Он дышал тяжело, когти впивались в покрывало, порвав его. Его морда была рядом — горячая, опасная.
— А… Альфред?! — Джессика не могла пошевелиться.
Он зарычал. Мохнатая лапа с когтями легла ей на руку. Она закричала — от ужаса, парализующего всё тело.
Но в следующую секунду зверь исчез. Перед ней снова был мужчина — бледный, с бешеным взглядом. Он вцепился в её плечи.
— Джессика… Не делай так больше! — прошипел он, всё ещё не веря, что справился.
— Прости… мне не следовало…
Она дрожала. Всё тело её било, как в лихорадке.
— Уже поздно. Завтра всё обсудим. Хорошо?
Она молча кивнула, и он выскользнул из комнаты.
Он хотел защищать её. Но кто защитит её от него?
Он выскользнул из комнаты, не оглянувшись.
Джессика стояла посреди комнаты, в том же положении, в каком он оставил её. Грудь всё ещё вздымалась от сбивчивого дыхания, волосы прилипли к вискам, а пальцы дрожали. Она медленно опустилась на край кровати, пытаясь осознать, что только что произошло.
Ей было до невозможности стыдно.
Что она вообще делала? Что собиралась? Соблазнить его? Зачем? Почему именно сейчас? Она уткнулась лицом в ладони и тихо всхлипнула. Что на неё нашло?
Может, дело в шампанском? Она выпила три бокала, пока ждала его… Или это был тяжёлый день, переполненный тревогой, напряжением, тайнами и фальшивыми улыбками. Всё смешалось — усталость, злость, обида, и рядом оказался он — сильный, желанный, опасный. Он, кто прикасался к ней так, будто чувствовал каждую клетку её тела.
Но ведь это всё игра, верно? Поцелуи, страсть, близость — только спектакль для публики. И всё же её сердце билось слишком громко, чтобы поверить в это окончательно.
Она сжала пальцы в кулак.
Как же глупо. Как же стыдно.