Он хотел прикоснуться к ней снова, но не осмелился.
— Нам стоит уехать отсюда… — прошептал он, почти в отчаянии. — От этой комнаты, этих зеркал… чёрт, от этой магии. Ты не должна была пройти это одна.
Джессика молчала. Она смотрела на свои руки. Шрамы как будто начали чуть светиться — то ли от магии кулона, то ли от того, что сердце билось с новой силой.
Но в груди была одна мысль:
"Он не может меня спасти. Пока не станет моим. Целиком. По-настоящему."
И это знание было страшнее всех зеркал.
Тишина не спешила уходить. Она села между ними, как третий, невидимый свидетель. Шрамы на её руках пульсировали медленным, рваным светом. Сердце билось глухо, как будто каждое сокращение отзывалось эхом в груди Альфреда.
Он не отходил от неё. Порой, почти касался — но каждый раз его пальцы замирали в миллиметре от кожи. Будто невидимая преграда сдерживала его.
Джессика это чувствовала. Не только телом — внутренним слухом, каким слышат приближение грозы или хищника.
Магия между ними сгущалась. Она не была доброй. Не была злой. Просто — жила. Как зверь, привязанный цепью. Тёплый, хищный и опасный.
Альфред сидел, сжав губы. Он боролся с чем-то. С собой? С ней? С тем, что нельзя было назвать? Но она знала: если он сейчас сделает шаг — всё изменится. Не на день. Не на час. Навсегда.
— Если бы я мог, — хрипло выдохнул он, — я бы принял твою боль себе. Не раздумывая. Просто вырвал бы её из тебя и… исчез с ней, если надо.
Она посмотрела на него. На эти пальцы, что раньше не касались её, а теперь дрожали от желания дотронуться. На губы, с которых когда-то срывались холодные приказы, а теперь — почти мольба.
Ей было страшно. Не от призраков. Не от зеркал. А от того, что она хотела этого тоже.
Альфред вдруг протянул руку. И в этот раз дотронулся — до таинственных и страшных бус. Там, где висел кулон. Лёгкий. Холодный. Он едва коснулся металла, как тот… ожил.
Кулон начал сиять. Мягко. Мерцающе. Словно под кожей Джессики запульсировала энергия.
Она вздрогнула. Глубоко вдохнула.
И он — тоже. Потому что почувствовал её.
— Что это? — прошептала она.
— Это… не просто украшение, — произнёс голос Дерека с порога. Он смотрел на них, сжав руки за спиной. — Это узел. Между тобой и тем, кто первый коснётся его с открытым сердцем.
Они оба обернулись.
— Ты… о чём? — Альфред нахмурился.
— Если бы ты не был к ней привязан, — тихо сказал Дерек, — ты бы даже не активировал его. Но ты — уже связан. Вы просто ещё… не признали этого. Ни перед собой, ни перед друг другом.
Джессика посмотрела на свои руки. Свет стал ярче.
— То есть… если бы…
— Если бы вы были ближе, чем сейчас, — перебил его старик, — если бы ваши души слились хотя бы на миг — этот свет стал бы пламенем. И тогда ты смог бы исцелить её, Альфред. Полностью. Раз и навсегда.
Повисла пауза. Слишком долгая. Слишком… весомая.
Джессика почувствовала, как сердце снова сделало лишний удар. В глазах Альфреда появилось нечто новое. Он медленно приблизился к ней. Прикоснулся лбом к её лбу. Его дыхание обжигало. В воздухе стоял запах дождя, железа, и… грозы.
— Ты не знаешь, что ты для меня, Джессика. Но я знаю, — прошептал он. — Проблема в том, что если я сделаю этот шаг — обратной дороги уже не будет.
— А если ты не сделаешь — я умру, — ответила она.
Он закрыл глаза. Стиснул челюсти. И замер.
Они были на краю. Между «сейчас» и «никогда». Между тем, чтобы остаться живыми… и стать связанными навечно.
— Не здесь, — вдруг сказал он и отпрянул. Его голос был глухим, но полным внутреннего шторма. — Не так. Не ради страха. Я хочу… чтобы это было по-настоящему. По желанию. Не из-за боли. Не из-за монеты.
Он развернулся и вышел. Быстро. Почти бегом.
Дверь захлопнулась.
Джессика осталась в кровати, с горящими руками, со светом под кожей… и с пустотой, которую он оставил.
А кулон в ее руках продолжал светиться. Он ждал.
И она знала — это не конец. Это начало чего-то большего. Чего-то, от чего нельзя будет убежать. Ни ей. Ни ему.
Глава 11
Они ушли, пообещав, что скоро вернутся.
Комната задохнулась в тишине, как в склепе.
Джессике было всё ещё больно. Но куда страшнее — было страшно. Страх проник в кости, в живот, в самое дыхание. Казалось, он шепчет ей из-за углов, из-под шкафа, из зеркала.
Шрамы зудели нестерпимо, как будто внутри них ползали живые уголья. Девушка намазала кожу толстым слоем увлажняющего крема, но это помогло ненадолго. В каждом углу комнаты мерещились тени. То — силуэт, то — рука, то — отблеск знакомых зеркал. Не выдержав, она в панике надела халат и выбежала из комнаты, словно за ней всё ещё тянулись чьи-то когти.