Монета на шее зашевелилась, будто предупреждала. Но её пальцы были слишком слабы, чтобы сорвать её, защититься.
И тогда внутри неё снова шевельнулась Тьма. Но не Демон.
Пантера.
Она не рвалась наружу сразу. Она выжидала. Но теперь, когда тело слабело, когда пума выдохлась и умирала — пантере пришло время.
— Я спасу нас, — прошипела она внутри, и, не дожидаясь разрешения, вырвалась наружу.
---
Мир вновь обрушился.
Теперь Джессика была не бурей, а тенью. Она скользнула в спину чудовищу, распластавшись в его темноте. Из этой позиции, почти слившись с ним, она ударила, вонзая когти в незаметный разрыв в теле. Демон взревел, не от боли — от удивления. Он не почувствовал её приближения.
Это дало шанс.
Альфред бросился вперёд, в человеческом облике, с бритвенным ножом, вырезанным из артефактной кости. Он вспорол грудь демону, выпустив из него чёрную слизь, которая зашипела на воздухе, как расплавленное железо.
Демон заорал. Пространство содрогнулось.
Он потянулся к монете. Прямо сквозь Джессику.
Пальцы, похожие на паучьи лапы, уже касались её шеи. И вот-вот он бы забрал дар, но Альфред перехватил его руку — и отрубил её.
Мир взорвался светом.
И всё закончилось.
---
Они очнулись на холодном каменном полу.
В подвале особняка.
Мир дрожал. Воздух — спертый, пыльный. Всё вокруг казалось постапокалиптическим кошмаром — стены треснули, на полу валялись обломки мебели, магическая пыль искрилась в воздухе, как радиоактивный пепел.
Джессика лежала на спине, с запекшейся кровью на боку. Дышала тяжело, но ровно. Альфред — рядом, прижавшись к стене. Его губы посинели, из уха сочилась кровь, но он смотрел на неё, не отводя взгляда.
— Мы... живы? — еле слышно прошептала она.
Он кивнул. Потом с усилием поднялся и подошёл.
— Надо в комнату. Ты истекаешь кровью.
— Я могу...
— Не спорь, — хрипло выдохнул он.
Он помог ей подняться, обняв за талию. Шаг за шагом, через осыпавшиеся ступени, пробитый потолок, словно после войны, они добрались до второго этажа. Она держалась за него обеими руками, прижимаясь лбом к его плечу. Он не жаловался. Просто шёл рядом.
В комнате он аккуратно уложил её на кровать. Снял с неё изорванную одежду, промыл рану, обработал мазью. Она почти не чувствовала боли — настолько устала, что могла бы уснуть и в аду.
Он лёг рядом. Не касаясь, но рядом.
---
Ночь была тишиной. Но она была иначе глухой.
Они лежали в одной постели — двое сломленных, но выживших.
Она скользнула к нему ближе, дрожа от внутреннего холода.
— Прости, я не сразу выбрала... я подвела тебя...
— Нет. Ты сделала то, чего не смог бы я. Ты позволила Тьме использовать Тьму. Это... страшно. Но ты справилась.
Она уснула первой. Словно просто выключилась. Он смотрел на неё долго, запоминая, как у неё подрагивают ресницы, как слабая улыбка появляется, когда её перестаёт трясти.
А потом он прошептал, будто самому себе:
— Я не позволю ему забрать тебя. Ни дар. Ни душу. Ни тебя.
И закрыл глаза.
Ночь тянулась вязко и медленно. За окном шелестели листья, и дом снова стал странно тихим, как будто стены слышали всё и затаили дыхание.
Джессика спала, свернувшись к нему ближе, её дыхание ровное, спокойное. Альфред тоже пытался заснуть. Но сон пришёл как ловушка. И утащил его в прошлое, из которого он думал — давно ушёл.
---
Сначала была весна. Он стоял в саду, залитом солнцем, и смотрел, как она смеётся, бежит по тропинке в лёгком голубом платье. В её волосах было солнце, в глазах — целый мир, и этот мир был о нём.
— Альфред… — она обернулась, — ты идёшь?
Он шагнул за ней, сердце билось в груди — больно и сладко. Но стоило ему сделать шаг, как всё почернело.
Сад превратился в болото. Платье посерело. Глаза потухли.
— Ты не успел, — сказала она холодно.
Рядом появился другой — мужчина, высокий, уверенный, без лица. Она взяла его за руку.
— Он никогда не сомневался. В отличие от тебя.
— Нет... — хрипло выдохнул Альфред, — я всё для тебя...
Она усмехнулась, с мягкой жалостью.
— Ты был слишком тёмный. Слишком резкий. Ты пугал. А я искала свет.
И ушла.
Он побежал за ней, но земля под ногами рассыпалась, как пепел. Он падал в пустоту, хватаясь за воздух, крича её имя — то настоящее, которое ни разу не произносил вслух после.
И тогда он снова её увидел.
Она стояла на краю темноты. Вся в белом. Лицо спокойно, но не живое.