— И кто она такая вообще? Из ниоткуда — и сразу наверх. Наверняка думает, что уже хозяйка.
— Он всегда выбирал зрелых женщин. А тут — куколка в кедах, и вся дрожит.
— Думаешь, надолго? Он быстро теряет интерес. Как использует — выбросит.
Джессика вышла из тени. Стакан дрожал в руке.
— Удивительно, как много вы знаете о чужой жизни.
Женщины замерли.
— Может, хватит проживать чужие ночи? Или вам просто скучно с собой?
— Девочка, ты не понимаешь, с кем связалась…
— Я прекрасно понимаю. Лучше, чем вы. И ещё — зависть, знаете ли, портит кожу. Вам бы к косметологу.
И тут дверь распахнулась.
Альфред.
Он стоял, холодный, как сталь.
— Вы уволены. Обе. Сейчас же.
— Но… мы же… это…
— Нет «но». Зависть — худшее, что может быть в команде. Пошли вон.
Джессика была в шоке. Он подошёл, взял её за руку, как будто проверяя: не дрожит ли она. Но его губы сжались. Скулы напряглись. Он смотрел мимо неё.
— Всё в порядке? — спросила Джессика, чувствуя, что он как будто не здесь.
Он молча вытащил из внутреннего кармана маленький предмет, обернутый в кусок тканевой салфетки. Развернул. Внутри — монета. Потемневшая, будто старинная, но с отчётливо вырезанными линиями. Знак. Символ. Странная вязь по ободку.
— Где ты её нашёл? — голос Джессики стал тише, чем шёпот.
— Зашла речь о фурнитуре. Я отправился на склад — проверить остатки. Всё как обычно. Но потом…
Он замолчал.
— Потом что?
— Слишком тихо было. Ни одного звука. И — дверь, которую я точно помнил запертой… оказалась открыта.
Внутри — просто коробки с пуговицами, нитками. Но одна коробка лежала не так. Я её поднял.
А под ней — эта штука. Просто… лежала. На голом полу. Как будто кто-то специально положил. Для меня.
Он протянул ей монету, и в тот же миг её пальцы обожгло. Тепло — не как от солнца. Как от чужого тела, давно лишённого жизни, но всё ещё тёплого.
— Я должна была найти её, — прошептала она. — Не ты.
Он кивнул, взглянув ей в глаза.
— Я знаю. И именно поэтому мне страшно.
Она молчала. Только сжала монету в кулаке, и в этот момент за спиной будто прошёл холод. Словно в комнату вошло что-то незримое.
— Это не просто знак, — произнёс он. — Это приглашение. Или ловушка. Может, даже предупреждение.
— Кто-то знал, где ты будешь, — добавила Джессика. — Знал, что ты найдёшь её вместо меня.
Альфред сжал губы. Его взгляд — на окно. На отражение.
— Я не просто нашёл её, Джесс.
Я почувствовал её, как только вошёл. Как будто она меня звала. А не тебя.
Она замерла.
— Тогда… это ещё хуже.
Он коснулся её плеча.
— Прости. Я испортил ход испытаний. Но клянусь, я не знал. Это было… как зов. Как будто я… вдруг стал частью игры, в которую не должен был играть.
Тишина повисла между ними. И в этой тишине оба почувствовали:
за их спинами кто-то стоял. Не человек. Не существо.
Тот, кто ждёт, когда она снова нарушит порядок.
Автору очень нужны плюшки, с медом, или печенье с конфетой... Или просто чай, вкусный, с нотками мяты... Или хотя бы лайк, вкусный коммент. Я ведь знаю, что Вам нравится ...
Глава 17
Дерек остановил машину резко, будто под капотом застыло что-то живое, затаив дыхание перед бурей. Он вышел, хлопнув дверцей. Молча открыл багажник и швырнул Альфреду сумку. Спортивный костюм, пара тёплых вещей и те злосчастные бусы, ещё теплые, будто их кто-то только что держал в лапах.
— Держите меня в курсе, — сказал он глухо, не глядя им в глаза. Его голос дрогнул. Это был не приказ и не просьба — прощание. Он смотрел на них как на тех, кто вот-вот уйдёт туда, откуда не возвращаются.
И, резко отвернувшись, пошёл вниз по тропинке. Шаги — твёрдые, как гвозди в крышку гроба.
Всё. Обратного пути нет.
— Я не готова, — прошептала Джессика, сжимая кулаки. — Честно… Мне страшно.
— Просто будь рядом, — сказал Альфред. Его голос был якорем. В нём было всё, что держало её на этом свете.
Он надел бусы, на ее тонкую шею, защёлкнул амулет, и прикрепил третью монету.
И всё исчезло.
---
Провал. Пустота. Тьма.
Они не стояли, не падали, не летели. Просто исчезли из одного мира и родились в другом — чужом, безвременном, как сон без границ.
Взвизгнув, Джессика ощутила, как её держат когти. Альфред — не человек. Он был зверем. Он держал её лапами, прижимая к груди, как добычу. Их поднимало вверх. Крылья, чёрные как безлунная ночь, взмахивали с такой яростью, что воздух звенел. В ушах — боль. В лёгких — лёд. Кожа покрывалась инеем, как от горной стужи.