Просто быть. Просто жить. Без поисков, без тревог.
Она читала на скамейке, ела тёплые булочки на завтрак, слушала уличных музыкантов и даже купила шёлковый шарфик.
Именно в этот момент, когда она почти забыла, что убегала…
Она сидела в маленьком кафе недалеко от площади Вогезов, тёплая керамическая чашка согревала ей пальцы, а в витрине отражалась уличная сцена — люди, зонтики, вывески... и силуэт.
Высокий. В черном.
Он стоял через дорогу. Не двигался.
Просто смотрел.
Вудс.
Кровь отлила от лица.
Словно ночь вернулась сквозь солнечное стекло.
Пума внутри затаилась.
Она проснулась.
Их снова нашли.
Глава 22
Страх сковал ей горло, как ледяной ошейник.
Он.
Это был он. Вудс.
Он выследил её.
Сначала она просто замерла на месте, не в силах вдохнуть. А потом побежала. Не оглядываясь, не дыша — будто за спиной хрустнула ветка, и весь мир сжался до звука её каблуков по тротуару.
Темно. Слишком темно. Переулок с узкими дверями, мусорными баками, битыми окнами. Она свернула в него вслепую, будто знала, что только там сможет исчезнуть.
Её тело нырнуло в другую форму — в животную, первобытную.
Мышцы сжались. Кости сдвинулись. Лёгкое потрескивание под кожей.
Мгновение — и девушка исчезла. Осталась только она — пума. Быстрая, хищная, бесшумная. Шерсть напряглась, глаза сверкнули янтарём.
Сумку она перехватила зубами — стиснула, будто добычу, и рванула вперёд. Бежала по асфальту, чувствуя подушечками лап каждый шершавый скол, каждую песчинку. Город под ней дышал в ритме опасности. Пума петляла по улицам, срываясь с поворотов, как вихрь.
И вдруг — хруст. Боль. Она наступила на осколок. Стекло вонзилось глубоко в лапу. Пума зарычала, коротко, зло. Но не остановилась. Раненая, она ускорилась — кровь оставляла обманчивый след, уводящий в сторону, смешиваясь с городской грязью. Пусть попробует найти.
Подъезд. Лестница. Дверь, которую открыла когтем — резко, точно. Ввалилась в номер. Сердце стучало. Она — ещё не она. Шерсть медленно втягивалась под кожу, лапы вытягивались в руки. Пальцы дрожали.
Тепло номера обдало её, как парная. Усталость — волной.
Она рухнула на кровать.
Мягкость. Ткань.
И… запах.
Чужой.
Яркий, навязчивый, животный. Слишком явственный для человеческого носа — но её нос всё ещё принадлежал пуме.
Она резко приподнялась. Сердце снова ударило. Рядом, на подушке, будто насмешкой, лежала монета. Золотистая, чужая. Не её. Не из этого мира.
И тут она увидела кровь. На простыне, на своей руке — распахнутый порез от стекла. Он горел, как метка. Как знак.
Монета.
Четвёртая.
Старая, стёртая, словно выловленная со дна реки. Она блестела, как зрачок.
Она лежала ровно там, где недавно была её голова.
Джессика отшатнулась.
Всё внутри похолодело.
Он был здесь.
Он лежал на её кровати.
Он дышал этим воздухом, касался её вещей, возможно, касался её.
---
Она бросилась к двери — на замке. Засов. Цепочка.
Но за ней уже был звук.
Скрип.
Тот самый.
Не громкий. Тонкий, как если бы кто-то медленно, со смаком, водил ногтём по дереву.
Он не торопился. Он знал, что она боится.
Тик.
Тик.
Тик.
Часы отсчитывали секунды до чего-то…
необратимого.
И тогда она услышала:
поскрёб. Едва слышный. Упрямый. Как зверь, унюхавший кровь.
Она не закричала.
Она даже не дышала.
Она знала, как это работает.
Если дёрнешься — он войдёт.
Если молчишь — он всё равно знает.
Пума внутри напряглась.
Жива. Злится.
Хочет рвать.
Но разум подсказывал — пока рано. Надо исчезнуть, стереть след, перехитрить гиену.
И ночь только начиналась.
Глава 23
В комнате было душно, словно стены сдвинулись, придвинулись ближе, прижались к плечам. Джессика стояла у окна, дрожащими пальцами теребя край шторы. Вудс был где-то рядом — она слышала его шаги, будто он шёл по её нервам в грязных ботинках. Пума рычала внутри, рвалась, билась, скреблась когтями по внутренностям, жаждая крови.
«Убей его».
В голове пронеслось, как гром. Не мысль — приказ.
«Разорви. Пусть его рёбра раскроются, как створки. Пусть кровь хлынет. Пусть почувствует».
— Тихо, — прошептала она, обхватив себя руками. — Замолчи. Я… я должна думать.
Пума зарычала громче. Девушка стиснула зубы. Всё внутри клокотало, словно кто-то варил в ней древний суп — из боли, ненависти и бессонных ночей.