Почему он здесь? Зачем пришёл? Кто его послал?
Она вспомнила, как старейшины переглядывались между собой. Глаза — чёрные, как вода в колодце. Они никогда не говорят напрямую. Они шепчут, улыбаются, и ставят ловушки. И вот теперь — Вудс.
«Его бросили. Кинули, как падаль. Чтобы ты разорвала. Чтобы показать, кто ты теперь. Он их жертва. А ты — мясник».
Запах от него шёл жирный, тягучий — как от дешёвого масла, прогорклого, как что-то давно забытое на солнце. Вудс стоял у двери её комнаты, тяжело дыша, будто поднялся по лестнице не с первого раза.
Джессика слышала, как скрипит его кожаный ремень, как хлюпают ботинки. Тишина вокруг сгущалась, как болотная вода. Она стояла спиной к двери, сжимая подлокотник кресла до побелевших пальцев.
Пума внутри напрягалась. Хищница. Она дышала с ней в унисон, чувствуя приближающуюся опасность. Но не потому, что он был силён — а потому, что был отвратителен.
— Джессика, открой. — Голос Вудса скребся, как щётка по металлу. — Порадуй нас. Давай не будем устраивать сцен.
— Уходи, — сказала она ровно.
— Ты боишься? Меня? — Он хохотнул. — А зря. Пройди это испытание вместе со мной!!!Ты ведь знаешь, что Старейшины милосердны только на словах. Ты это знаешь...
Она сжала зубы.
— Они пришлют за тобой псов. Отберут клан, отберут силу, вышвырнут туда, где пустые пещеры кишат гниющими монстрами. На корм. Вот и всё, Джесси. Конец кровной линии.
Она чувствовала, как злоба медленно просыпается внутри неё. Пума — ощетинилась. Под кожей зудело, будто шерсть пытается пробиться сквозь кожу.
— Почему ты здесь, Вудс? — тихо. — На самом деле.
— Потому что я умный, детка. Я решил: мы пройдём испытание вместе. Я тебя прикрою. А ты… заплатишь. По-своему. Взаимностью.
Тошнота подступила к горлу. Джессика шагнула в сторону, подальше от двери.
— Ты жирный слизняк, Вудс. И если бы ты знал хоть что-нибудь, понял бы: они тебя уже слили. Для них ты никто.
— Я заслужу их благосклонность. Через тебя. Ты — ключик. Маленькая девочка с именем и наследством. О, и с какой дикой красотой. Ты даже не представляешь, как я ждал этого момента...
Она схватила сумку. Внутри всё вперемешку: таблетки, резинка для волос, холодный металл расчёски — и бархатный мешочек.
Сердце остановилось.
Он. Он остался. Она не открывала его с тех пор, как…
Аэропорт. Ячейка. Внутри не было писем. Только этот мешочек.
Она прятала его, забывала, пугалась, засовывала глубже в ящик — и всё равно находила снова.
Три кости.
Она высыпала их в ладонь.
Они были холодны.
Потом — обожгли.
— Слушай, у меня есть предложение. Настоящее. Без обмана.
Ты сильная. Я — влиятельный. Мы можем пройти это вместе. Они уважают меня. Уважают силу.
Ты станешь моей. Мы соединим линии. Закроем рот старикам. Ну? В этом ведь нет ничего плохого. Я… я бы хорошо о тебе заботился, ты не знаешь, как женщины стонут в моих лапах...
Её вырвало.
Прямо у кровати.
Желчь и тишина.
Он рассмеялся. — Тебя даже от моих слов мутит? Девочка, ты слишком избалована. Думаешь, кто-то другой захочет иметь дело с твоим проклятым родом? С тобой — с твоим хвостом по имени Альфред, с твоими срывами? С твоим "особенным" подарком?
Джессика зажала кости в кулаке. Они горели огнём, но не обжигали — наоборот, от них веяло чем-то холодным, пронизывающим до костей, как промозглый дождь в начале ноября. Странное ощущение не покидало её — будто кости ожили в её ладони. Они словно дышали, едва слышно шептались на неразборчивом языке, и этот беззвучный голос лез ей прямо в череп.
Страх сковал горло. Она чувствовала опасность... и одновременно — умиротворение. Пугающее, как тишина на краю пропасти.
Темнота комнаты казалась гуще обычного. Лунный свет, пробившийся сквозь стекло, высек в отражении окна чью-то тень.
Пантера.
Она стояла в отражении — чёрная, грациозная, почти неестественно красивая. Её янтарные глаза горели, не сводя взгляда с руки Джессики, с зажатым кулаком. Хвост пантеры нервно бился о пол — снова и снова, как метроном бешенства.
Брось их.
Голос раздался внутри. Не её. Чужой. Твёрдый, хищный.
Брось!!
Джессика пошатнулась, сердце забилось быстрее. Это была не просто галлюцинация — она впервые в жизни действительно почувствовала магию. Чёрную. Почти ядовитую. Страх сдавил рёбра. Вудс скрёбся с той стороны двери, как зверь, которого впустили в этот мир слишком рано.
Пантера в отражении не двигалась, но её глаза сверкнули безумием.
А в её руке — кости. Три игральные кости, которые будто шевелились, пульсировали, как живые существа, подчинённые чьей-то чужой воле. Мысли — рой чужих пчёл. Злобных. Навязчивых. Они неслись сквозь неё, стирая её собственные.