или подарить другому.
В алтарном круге лежали четыре вещи:
1. Сосуд с пеплом первого испытания — остаток древнего огня, символ инициации.
2. Обломок когтя чужой ипостаси, некогда вырванный из пумы, сгоревшей в бою.
3. Кровь Джессики, собранная с платка, который она уронила в саду.
4. Капля собственного разума, добытая через ночной обряд с зеркалом: он дал клятву быть её судьёй.
На полу — древний круг из соли, обведённый чёрной нитью, которую он ткал сам, из пепла и крови.
Сам ритуал был троичным.
В первом этапе — снятие защиты.
Он использовал дым снов — маслянистую субстанцию, зажжённую у её ног. Джессика начала терять связь с ипостасью.
Во втором — принуждение.
Он вызвал зеркальное эхо: из стены вышел силуэт зверя, вырванный из глубин её души. Он был ослаблен. Серебро на его спине трескалось. Это был зверь Джессики, но сломанный, затравленный.
В третьем — разрыв.
Его голос звучал в ритме пульса. Он повторял древнюю формулу:
«Оттяни суть.
Отрежь зов.
Прерви кровь.
Разверни облик.»
С каждым повтором зверь изгибался, как будто в него вбивали гвозди.
А сама Джессика лежала неподвижно. Ипостась отходила. Он чувствовал это.
На грани.
Он почти добился цели.
Зверь начал исчезать.
Линии силы между ним и Джессикой истончались.
В круг начала втягиваться тьма — не злая, а забвенная.
Это было как вырвать стержень из живого тела.
Он знал: ещё мгновение — и всё закончится.
---
Но тут кость в её руке вспыхнула.
Он не сразу понял, что происходит.
Воздух задрожал.
Зверь, который почти исчез, вскрикнул.
Да, зверь вскрикнул — душевно, мощно, как воин, которого вытащили с виселицы.
Круг разорвался.
Пламя вырвалось из линии.
Алтарь треснул. Пепел взвился.
Свет костей прорезал всё пространство, как игла в плоть.
И в следующий миг —
Джессика исчезла.
С Альфредом.
Без остатка.
Без следа.
Без логики.
---
Он стоял посреди разрушенного ритуала.
На губах — пепел.
На пальцах — кровь.
В сердце — непонимание.
Он не мог поверить.
Он же всё рассчитал.
Он знал, что делает.
Он знал, как работает ипостась.
Но они ушли.
Без портала.
Без магии старейшин.
Без вызова.
Ушли… не туда. А сквозь.
Он упал на колени. Потом на спину. Мир вокруг был пепельным.
---
На следующий день он схватил лихорадку.
Его знобило. Он метался.
Слышал голоса в стенах.
Они шептали:
«Ты искал слишком высоко.
То, что тебе нужно — рядом.
Оно в тебе. Внизу. В глубине.
Протяни руку. Возьми. Оно ждёт…»
Он почти понял.
Почти ухватил.
«Ты не должен был вырывать,
ты должен был — слушать…»
Но утром,
когда жар отступил,
он забыл.
Осталась только пустота. И боль в груди.
Он встал, вышел из мрачного склепа и прошептал:
— Я найду их. Или умру, но найду.
Глава 36
Утро было слишком обычным, чтобы быть правдой.
Птицы за окном. Шум посуды. Запах яблок в сахарном сиропе — Китти снова пекла пирог. Солнечные полосы падали на ковры, и всё казалось почти мирным.
Альфред сидел в кресле, уткнувшись взглядом в чашку кофе.
Он был спокоен. Слишком спокоен.
— Как себя чувствуешь? — спросила Джессика.
Он поднял голову, будто только сейчас понял, что она рядом.
— Словно у меня из головы… вырезали день.
Он пожал плечами.
— Я помню, как мы приехали. Помню, что что-то… не так. Потом — пустота. Просто чёрное пятно. А дальше — ты, диван, дед. Всё, как будто я проспал вечность.
Она опустила глаза.
— Может, ты просто ударился… — прошептала.
Он не поверил. Но не стал давить.
---
Позже, в саду, где тень от яблони ложилась на лавку, Дерек подошёл к ней.
Сел. Молча. Долго смотрел на сад, на высокие травы, на мимо пробежавшего котёнка.
— Альфред прав, — тихо сказал он. — Там был не просто обморок. И ты это знаешь.
Джессика сжала край пледа.
— Он не должен помнить. Это слишком… тёмное.
— Ты можешь не говорить мне всего, — мягко ответил дед. — Но я прошу: если есть хоть часть правды, которую можно назвать — назови.
Она медленно выдохнула.
— Я взяла с собой… кое-что.
Пауза.
— Маленький мешочек. Он остался у меня ещё с… Парижа. Там — три игральные кости. Я не знала, что они делают. Просто взяла. Инстинктом.
Потом — уже внизу, когда всё… стало рушиться… я почувствовала, что могу их использовать.