И тут…
Двери особняка распахнулись сами.
Не от ветра.
Не от человека.
Как будто их ждали.
С улицы повеяло холодом.
Монета дрогнула в ладони, звякнув, как колокольчик на похоронах.
Кулон вспыхнул серебром, и его свет потёк по пальцам, по нити, по ключицам.
Альфред посмотрел на неё.
— Пора.
Они шагнули за порог. И в этот же миг земля ушла из-под ног.
---
Мир, в который их втянуло, не имел неба. Только чёрные кроны деревьев, изогнутые, как кости. Мрак был вездесущ, липкий, как деготь, и казалось, он живой.
Падаль, мох, гниль.
Невидимые ветви скрипели, будто шептались.
Вдалеке — вороньи каркающие крики.
И шаг.
Один.
Тяжёлый.
Из тьмы вышел он.
В капюшоне из шкуры.
В пальцах — кости.
Глаза — пустые дыры, в которых плясал чёрный огонь.
Чернокнижник.
Когда-то он правил землями, пока его не связали, не сожгли и не похоронили заживо.
Но магия, которую он вызвал, не умерла.
Она ждала. И теперь — вернулась вместе с ним.
— Добро пожаловать, — раздалось сквозь трещины его рта. — В мою вечность.
Из земли поползли создания. Без лиц. С вытянутыми шеями и когтями, как у тварей из забытых кошмаров. Они обнюхивали воздух. Искали страх.
Альфред и Джессика метнулись вперёд. Их звериные ипостаси сорвались одновременно — пума и ягуар, хищники, пульсирующие силой.
Бой начался. Но это было не сражение — а выживание.
Когти рвали плоть.
Тени душили воздух.
Крик Чернокнижника ломал пространство, искажая звук и мысль.
Пума прыгала через чёрную воронку, ягуар сражался с чудовищами, не давая Джессике пасть. Они двигались, как единый организм.
И вдруг — взмах когтей, падение, хруст.
Лапа.
Пума завыла и рухнула. Джессика почувствовала всё: обжигающую боль, предательский треск кости. Её собственную руку свело судорогой. Она закричала — не голосом, а нутром.
— Не-е-е-е-е-ет!
Чернокнижник направил руку. Из неё вырвалась змеевидная тень, нацеленная прямо в её сердце.
Альфред в ягуарской форме бросился, не раздумывая. Его шкуру опалило, когти загорелись. Он прыгнул — в чёрный огонь, насквозь.
В этот миг вся земля содрогнулась.
Взрыв света.
Мир перевернулся.
---
Они лежали на земле.
Джессика хватала воздух. Рука — искривлена. Пульс исчезал. Альфред, снова в человеческой форме, сидел рядом и держал её запястье.
— Я с тобой, слышишь?
Он выдохнул, положил ладонь на её локоть, нашёл место слома.
Щёлк.
Вставил кость обратно.
Джессика закусила губу до крови, но не отодвинулась.
— Дыши. Всё уже идёт на восстановление, — его голос был хриплым, но уверенным.
На глазах синяк исчезал. Боль уходила. Кожа тянулась, как вода после камня.
Она исцелялась.
И это было как чудо.
— Ты знал, что я выживу? — прошептала она.
— Нет, — честно сказал он. — Но я выбрал верить.
---
Они поднялись.
Вокруг — тишина.
Враги исчезли.
Тьма рассеялась.
Лес вернулся.
На их плечи падал свет. Настоящий, живой.
День стал ясным.
Небо — высоким.
А осень вдруг стала тёплой, как будто лето вернулось на пару дней — только ради них.
Они стояли рядом, руки — переплетены.
И Джессика поняла: смерть была рядом. Она уже смотрела в глаза Альфреду. Но сегодня она отвернулась.
Сегодня — они победили.
пепел и дыхание
Поляна дымилась.
Там, где только что было мрак и крики, теперь лежали только листья. Огонь ушёл, но его след витал в воздухе — горечь, гарь, кровь. Земля ещё дышала жаром под копытами теней, что больше не вернутся.
Джессика сидела на коленях, дышала рвано, и чувствовала, как в её теле утихает боль. Но не утихает память о том, как хрустнула лапа, как в один миг всё стало… слишком близко к краю.
Он стоял чуть в стороне, в его волосах запутался пепел. Рубашка была разорвана, плечо — в потёках крови, щека — срезана когтем.
Но он стоял. Живой.
Смотрел на неё, не моргая. И в его взгляде горела ярость, страшнее самой битвы.
Он подошёл.
Просто подошёл — и рухнул на колени.
— Если бы я опоздал… хоть на секунду… — его голос дрожал.
— Но ты не опоздал, — прошептала она.
И тогда всё сорвалось.
Он схватил её за талию, прижал к себе. Поцеловал — грубо, не прощения ради, а будто хотел убедиться, что она настоящая. Он пах гарью, потом, смертью.
Но в ней этот запах вызвал только одно — жажду жить.
Она стянула с него куртку. Он сорвал с неё куртку и тянул молнию, не успевая — рвал ткань, царапая кожу. Она вскинулась, обвила его бёдрами, и трава вдавилась ей в спину.