— Это не безумие, Джессика, — произнёс он твёрдо, — это кровь. Это наследие. И оно требует места.
— И что мне делать? — сорвалось с её губ. — Превратиться в волчицу? Летать по ночам в поисках добычи?
Альфред не улыбнулся. Он наклонился к ней чуть ближе.
— Сначала ты научишься выживать. А потом — выбирать, кем быть.
Сердце Джессики бешено заколотилось. Она едва могла дышать.
— Хватит! — громко сказал Дерек, — не сейчас. Не пугай её.
— Я не пугаю. — Альфред откинулся на спинку стула. — Я спасаю. Пока ещё не поздно.
Молчание. Тишина, звенящая, как гробовая.
Джессика встала.
— Извините, я… Мне нужно на воздух.
Не дожидаясь ответа, она выскочила в сад.
---
Небо будто провалилось в землю. Ни одной звезды. Деревья качались, словно шептали: "беги-беги-беги…"
Она добежала до качели под старой елью. Села. Запрокинула голову. Глотала сырой воздух, будто пыталась вдохнуть хоть каплю мира.
И снова — шаги. Кто-то приближался. Она не обернулась.
— Прости, — раздался позади неё знакомый голос. — Я был груб.
— Нет, ты был честен. И, пожалуй, я давно этого ждала.
Он сел рядом. Качели скрипнули.
— Ты сильнее, чем кажешься.
— Я вообще не знаю, кто я, — горько рассмеялась она. — Внутри меня две девочки. Одна хочет убежать, другая — превратиться в зверя и разорвать всех, кто причинил боль.
— Вторая победит, — сказал он тихо.
Она повернулась к нему. Он был слишком близко. Лицо — полутень, полусвет. Её рука непроизвольно потянулась к его щеке — проверить, настоящий ли он. Но в последний момент остановилась.
— А ты, Альфред? Ты человек?
Он долго молчал. Потом прошептал:
— Уже нет.
Глава 4
«Под ивой: выбор между долгом и сердцем»
После обеда, когда день клонился к вечеру, а тени начали удлиняться, Альфред предложил Джессике прогуляться.
— Хочу показать тебе кое-что, — произнесла она негромко, глядя ему в глаза. — Самую красивую часть озера, если не против.
Он кивнул и они пошли по тропинке, петляющей сквозь дубраву. Воздух был напитан ароматом луговых трав, пыльцы и запахом весенней влаги. Шорох листвы, звон птиц, шелест насекомых — всё сливалось в один завораживающий природный хор.
— Вот, — остановилась Джессика и указала на старую иву.
Ива росла у самой кромки озера. Её толстый, искривлённый временем ствол напоминал старого хранителя, пережившего всё: любовь, горе, дождь и смерть. Молодые побеги зеленели так ярко, словно сами были светом.
— Проходи. — Она отодвинула ветви, скрывшиеся за лиственным занавесом, и втянула его внутрь.
Там, в этом зелёном коконе, под сенью ветвей, стояла старая деревянная скамейка.
— Мы с отцом часто приходили сюда. Он называл это местом силы... — тихо сказала она. — Здесь я могу плакать, не притворяясь, не сдерживаясь. Здесь слёзы не стыдны.
Она присела на скамью. Тихий ветер шевелил ветви, и они будто перешёптывались между собой. Альфред, встав рядом, слушал. Он не знал, как себя вести. Девушка плакала, но в ней не было слабости. Была боль, та, что не исцеляется временем.
Он провёл рукой по волосам, привычным движением, когда чувствовал смущение. Его пальцы не касались лица — только волосы. Это был его жест, как щит, который он невольно поднимал, когда эмоции угрожали пробить его выверенный фасад.
Альфред Ленг — мужчина, к которому легко прилипало слово «идеальный». Высокий, с аристократическими скулами, внимательными глазами цвета тёмного янтаря и короткой бородкой. Его внешность притягивала, как будто он сошёл с рекламного билборда. Но в нём было больше. Что-то старое, как будто душа его пережила слишком многое. Он умел быть жестким, но справедливым. Богатство не сделало его черствым, наоборот — научило отсеивать ложь по выражению глаз и манере пожимать руку.
Ему не нравилась эта ситуация. Не нравилось то, что он оказался на распутье: жениться на девушке, которую не знает, или бросить её на растерзание «клана». Совесть говорила одно: «Ты обещал Томасу. Ты в долгу». А сердце... сердце сопротивлялось. Оно не верило в фиктивные браки, в холодные сделки. Он всегда хотел, чтобы его любовь была настоящей. Живой. Обоюдной.
Альфред помнил Томаса хорошо. Они были не просто партнёрами — друзьями. Томас вытягивал его в самые трудные моменты, помогал советом, когда тот ещё только поднимался. Он был честным, сильным и добрым человеком. Потеря друга — это не просто дыра в жизни, это ощущение, будто тебя вырвали из контекста. Без Томаса мир казался другим, грубее и холоднее.
Он опустился на скамейку рядом с Джессикой, взглянул на её профиль. Тонкая шея, светлые волосы, нежная линия скул. Она — копия Томаса в женском обличии. Такая же упорная, такая же хрупко-сильная.