Дерек молчал. Потом прошёл мимо него к окну, медленно отдёрнул штору. Рассвет ещё не вступил в силу, но ночь уже отступала.
— Дом Селестина давно пуст. Он в долгах, судится с банками. Много лет. Но там… что-то ещё осталось. Что-то, что держит стены.
— Я это чувствую, — отозвался Альфред. — Я иду туда не ради мести. Ради неё. Ради рода. Если мы не поймём, то он — он победит нас изнутри.
Дерек обернулся.
— У тебя есть план?
— Да. Выхожу один. Без следов, без звука. Через заднюю улицу. Поднимаюсь на западную галерею — она разбита, её никто не чинит. Внутрь — как зверь. Ищу кабинет. Архив. Я просмотрел план его дома из архива. Думаю, что за это время вряд-ли они его переделывали...
Он же одержим родом, реликвиями, знаками. Он не мог не сохранить. Он всё ещё кормит свою злобу чужими именами.
— А если он там? — тихо спросил Дерек. — Или кто-то ещё?
Альфред сжал пальцы.
— Тогда я буду готов.
Пауза. Дерек выдохнул, тяжело. Потом кивнул.
— Только одно. Если ты увидишь нечто, что не можешь объяснить — бери и уходи. Не спорь с его тенями. Не пытайся победить его на его поле. Мы не знаем, что он продал, чтобы остаться живым.
— А если это уже не он? — спросил Альфред.
— Тогда беги быстрее, чем зверь. Ты нужен здесь, Джессике, — добавил он шепотом и ушел, тихо прикрыв дверь за собой.
---
Дом стоял, будто вымерший.
Слишком тихий. Слишком целый. Как ловушка, заброшенная, но натянутая до звона.
Альфред пробирался вдоль стены, в звериной шкуре. Тело ягуара двигалось гибко, осторожно. Ни единого звука. Только дыхание — ровное, хищное, холодное.
Он поднялся по облупленным ступеням западной галереи. Стекло было выбито — как он и помнил. Он уже сюда наведывался и не раз, только никто об этом не знал, даже Дерек...
Внутри — тишина.
Пыль. Застывший воздух.
Пахло гниющим деревом и странно сладкой плесенью.
Он двигался медленно, шаг за шагом. Мебель покрыта простынями. Ни одной свечи, ни звука, только что-то — там, внутри, глубоко, как чёрная мысль на дне сознания.
Он миновал холл, поднялся на второй этаж. Старые часы не тикали. Картины исчезли со стен — остались только гвозди, как следы от гвоздей в теле.
И вдруг — движение.
Он замер. Где-то внизу щёлкнуло.
Не шаг. Не голос.
Щелчок. Как будто кто-то… закрыл зеркало.
Он не свернул. Он знал, куда идёт. Кабинет был в восточном крыле. Когда-то там собирались мужчины рода Грей. Теперь — там только один. Или его тень.
Он проскользнул внутрь.
Старый письменный стол. Потухший камин. Архив — встроенный в стену. Закрыт на потёртую медную защёлку. Ягуар когтями поддел её — и тихо снял.
Внутри — папки. Письма. Фотографии. Рисунки пером.
На одной — надпись:
С.А. — обручена. Род Грей. 1774.
Женщина в белом, лицо почти исчезло от времени. Но герб на платке рядом — змея, свернувшаяся у цветка.
Рядом — другое фото:
Ушла с Дж. Нортоном. Проклята. Платите вы. Платим мы.
Он перелистнул ещё. Рукопись, исписанная корявыми буквами, будто царапали когтями:
«Она должна была сохранить род. Но выбрала слабость. Они украли её волю. Мы храним клятву. Мы платим за неё. Пока не заплатят они.»
Альфред остановился, сердце сжалось.
Он поднял взгляд — и в зеркале напротив шкафа увидел алтарь.
Каменный, неровный. На нём — череп.
Селестин, молодой, будто не стареющий, склоняется, целует костяной перстень.
И голос, звучащий эхом даже сквозь стекло:
«Пока последний Нортон не падёт — наш огонь не угаснет.»
Альфред отпрянул. Но отражение не исчезло.
Оно смотрело ему в глаза. Улыбалось.
Но это не он.
Глава 43
Альфред вернулся под утро.
С каменными глазами, ссадинами на руках и молчанием, которое невозможно было не заметить.
Он не зашёл к ней.
Не позвал.
Прошёл мимо, будто они были чужими.
---
В библиотеке его ждал Дерек.
Тот уже знал. Без слов.
Старик налил себе чаю, не предложив — и это было страшнее любых упрёков.
— Рассказывай, — наконец произнёс он.
— Я был у него, — коротко ответил Альфред. — В доме Греев.
— Сколько ловушек ты прошёл?
— Ни одной. Пусто. Только отражения. Только голос.
— Зеркала?
— Он говорил с собой — через них. Повторял клятву. Та же, что в архиве: «Пока последний Нортон не падёт — наш огонь не угаснет.»
Дерек медленно кивнул.
— Проклятие ещё дышит, — сказал он. — И пока он верит, что может его исполнить, он не уйдёт.
Альфред вытащил из сумки снимок. Пожелтевшая фотография. Сара-Агата.