В зале играла старая музыка. Скрипки, орган, виолончель. У стен стояли серебряные вазы с сухими ветвями, которые дрожали от сквозняка, как живые. Под потолком качались хрустальные гирлянды — будто канделябры на похоронах звёзд.
— Госпожа Нортон, — к ней подошёл пожилой мужчина с длинными пальцами, старейшина.
Он слегка поклонился, и уголки губ его задрожали — от старости или от неприязни.
— Благодарим за то, что удостоили своим присутствием… несмотря на трудности.
— Это честь для меня, — ответила Джессика с ледяной вежливостью.
— И для нас, — добавил Альфред, уже ближе, уже почти между ними.
Мужчина кивнул, но глаза его блеснули — не к добру.
---
— Ты хорошо держалась, — прошептал Альфред, когда они отошли ближе к камину.
— Да. Но их взгляды… Знаешь, это не просто зависть. Там — голод. Будто они ждут, когда я оступлюсь.
Он накрыл её руку своей, сжал.
— Тогда не оступайся.
Они не стали танцевать, не смеялись, не вливали себя в чужие разговоры.
Они наблюдали.
Джессика — за женщинами, которые переглядывались, что-то шептали, не скрываясь.
Альфред — за мужчинами. Один из них держал руку в кармане слишком долго. Другой — обронил какой-то знак на полу. Их координация была неестественной, почти постановочной.
"Как будто кто-то распределил роли и репетировал с ними перед выходом."
Внезапно Джессика коснулась шеи.
Бусы.
Они дрожали.
Сначала легко, будто реагируя на музыку, потом — всё сильнее. Не слышно, но ощущалось — как если бы тебя звала земля, закопанная под слоем суеты.
— Альфред… — прошептала она.
— Чувствую, — сказал он.
И в этот момент — всё замерло.
Свечи на столах погасли. Мгновенно. Без сквозняка. Без предупреждения.
Зал погрузился в полумрак, и лишь центральный круг под куполом — тот, где никто не стоял — вспыхнул синим свечением, как будто кто-то поджёг небесный лёд.
Люди застыли.
А потом из угла вышел мальчик. Совсем юный, в чёрной рубашке, с бледным лицом и глазами, в которых отражался другой мир.
Он шёл молча, легко, как тень, и подошёл прямо к Джессике.
— Возьми, — сказал он, и протянул ей монету.
Холодную, гладкую, тяжёлую. Та, что сияла серебром изнутри.
Когда Джессика прикоснулась к ней, в зале что-то сдвинулось.
Звук, как от старых дверей времени.
И она — знала: шестое испытание началось.
— Я иду с тобой, — сказал Альфред.
Они сжали руки, и вместе — активировали монету.
Мир вспыхнул.
---
Они исчезли. Но в Переходе Джессика почувствовала, как чья-то рука ускользнула. Рядом — никого.
Сумрак. Тишина. Лёд под ногами. Ветер, от которого дрожит не тело — душа.
— Альфред?! — её голос не отразился. Только холод впереди.
Она стояла одна.
Среди замершего мира.
И где-то в глубине — чей-то смех. Очень старый. Очень знакомый.
Глава 45
Альфред?! — её голос эхом ударился о мёртвые ветви.
Пусто. Ни шагов, ни дыхания. Только серость и холод.
Джессика оказалась одна.
---
Мир, в который она попала, был чужим. Холодным. Воздух будто не колебался, не дышал. С деревьев — если это вообще были деревья — свисали тяжёлые нити тумана, словно кто-то ткал полотно из теней.
Под ногами — мёртвые листья, но они не шуршали. Молчали. Всё молчало.
Здесь не было времени.
Она не чувствовала, сколько прошло — час, день, вечность. Сама мысль о времени казалась кощунственной. Будто бы она потеряла форму и стала просто движущимся сознанием, тенью внутри безвременья.
Голоса начали шептать в ветвях. Знакомые. Невыносимо знакомые.
— …малышка, ты ведь знала, что не всё просто… — …почему ты оставила меня?.. — …беги. Пока можешь. Пока ты — ещё ты.
Она прижала руки к вискам. Сердце билось в груди, но с каждым ударом казалось, что оно забывает, зачем оно вообще нужно. Боль становилась сладкой. Отдающейся тишиной.
Что-то шло за ней. Или уже было рядом.
Она шла вслепую. Тёмная тропа вывела к разрушенному поместью. Без окон, с провалившейся крышей, оно всё же стояло. Над ним клубилось чернильное небо. А под его порогом — чёрная тень.
— Ты всё же пришла.
Голос — высокий, холодный, как лёд на реке весной. Но в нём сквозила усталость. И… горечь?
Из тени вышла женщина. В длинном платье, которое было старомодно даже для века, к которому она принадлежала. Лицо — как из портрета: аристократичное, но без тепла. Лоб — высокий. Волосы — туго собраны. Взгляд — слишком живой для мёртвого мира.
Сара Агата Риверс.
Прабабка. Призрак рода. Женщина, имя которой произносили редко, а рассказы — прятали между строк.