Она замолчала. Пила чай. Потом продолжила.
— Сара Агата встретила меня, как будто ждала. В том доме, который стоял посреди зимнего леса. Он был весь из инея и стекла. Она показала мне... как ушла моя мать. Как звали её настоящим именем. Показала, что Селестин не просто погиб — его растянуло тьмой. И он хотел забрать меня с собой, но Пантера встала между нами.
— Пантера… защищала? — осторожно спросил Альфред.
— Нет. Не совсем. Она смотрела, что я выберу. Она не просила. Она ждала. Я выбрала жить.
Он кивнул. Молчал. Просто держал её ладонь, ощущая, как её звери шевелятся рядом, не мешая ему, но и не сливаясь.
— А потом… я нашла кости.
Она встала. Пошла к своей сумке.
Открыла потайной карман.
Вернулась и высыпала на ладонь три игральные кости.
Их грани блестели в свете лампы. Они были неровные, будто тёсаные вручную, и на каждой — не точки, а символы, древние, резаные, будто когтями.
— Отец оставил их в ячейке аэропорта. Никто не знает. Ни ты, ни дед. Никто. Только я. Я нашла их после... после его смерти. Он успел. Он знал, что за мной придут.
— Ты думаешь, это артефакт? — хрипло спросил Альфред.
Она покачала головой.
— Думаю, это нечто большее. Они не из мира живых. Они могут переносить. Не только тело, но… время. Чувства. Жизни. Иногда — чужие. Иногда — свои. Я не знаю, как они работают. Но когда в последний раз я была в ловушке, они вытащили меня. Они — помнят путь.
Она сжала кулак, закрыв кости.
Альфред посмотрел на неё.
— Ты изменилась.
— Ты тоже, — ответила она. — Мы оба были на краю.
Он наклонился вперёд и поцеловал её пальцы. Кулак с костями. Свою собственную панику. Свою Джессику.
Пума внутри неё молчала.
Пантера наблюдала.
Ягуар — прижимался ближе.
Они все — возвращались.
…Они оба молчали.
В их молчании не было неловкости — только насыщенность, как после долгой зимы, как после слов, которые сказаны правильно и вовремя.
На кухне ещё долго пахло мёдом и чаем.
А на ладони Джессики — в сжатом кулаке — оставались кости, греющие кожу, как что-то живое.
В углу кухни, у окна, в тени — сидел Дерек. Он не вмешивался. Лишь слушал, как внучка рассказывает, как Альфред смотрит на неё, как звери невидимо гуляют между ними. Он был третий в их круге, не мешающий, но несущий память рода.
Он пил свой виски маленькими глотками, не комментируя ни Пантеру, ни Сару Агату, ни даже кости, хотя глаза его сверкнули, когда она высыпала их на ладонь.
Когда всё было сказано, и между молодыми повисла тишина — тёплая, как послевкусие чего-то важного, — он встал.
— Я пойду. Вам нужно побыть вдвоём, — сказал он, подходя к Джессике. Кивнул, мягко коснулся её плеча. — Ты хорошо справилась, детка. Очень хорошо.
Он взглянул на Альфреда — взгляд короткий, но в нём было всё: уважение, признание, принятие.
Молча вышел из кухни.
---
Позже, когда дом стих, и даже тени устроились по местам, Дерек Нортон сидел в своём старом кресле у окна.
Он налил себе ещё немного виски.
Снежинки падали за стеклом, крутились в свете фонаря.
Мягкие, как шепот тех, кто был до него. Как напоминание, что время идёт, но кровь — остаётся.
Он сделал глоток.
Поднялся. Вышел на веранду, не кутаясь.
Снег ложился на плечи. На виски. На седину.
Он долго смотрел в ночь, слушая, как в доме живут трое:
мужчина, женщина и звери,
любовь, память и долг,
и тишина, в которой всё стало на свои места.
И, глядя в белую даль, он тихо сказал:
— Ну что ж. Конец — достойный рода...
Эпилог
Когда кости ещё не сказали последнего слова
В поместье снова пахло соснами и корицей.
Зима обнимала дом, не пугая, а завернув в себя, как пледом. Всё будто замерло на выдохе.
В камине потрескивали дрова. Кошка лежала у печки, свернувшись клубком. Где-то в кладовой вяло поскрипывали мыши, которых никто уже не гонял.
Альфред спал.
Ягуар внутри него тоже спал. Впервые — без тревоги.
Он знал: она здесь. Жива. Возвращена.
---
Джессика встала рано. В доме — ни звука. Только тихое постукивание веток в окно.
Она подошла к своей сумке, достала мешочек с костями, долго держала его на ладони, прежде чем снова выйти в сад — босиком, в его рубашке, с распущенными волосами.
Снег был хрусткий, свежий, но не холодный. Почти тёплый — родной.
Она присела у дерева и встряхнула мешочек, словно играла в старую игру.
Три кости упали на снег.
Первая легла знаком вниз.