— Хорошо, сэр.
Раздался голос Хилла в наушниках:
— Сэр, он забрал груз, как предполагалось.
— Спасибо.
Мезетти вчера позвонил в банк и попросил, чтобы они имели для него под рукой сто тысяч долларов наличными. Только что он получили подтверждение, что он забрал их. Таким образом стало ясно, что он выполнял обязанности курьера, и можно было предположить, что теперь он направлялся на свидание с остальными для того, чтобы передать деньги.
Все это выглядело слишком просто, но Лайм напоминал себе, что они совсем бы не могли выследить Мезетти, если бы не оказалось единственного случайного отпечатка пальца на выключателе в гараже в Паламосе.
«Сессна Сайтейшн» почти совсем снизился над предгорьем, поворачиваясь в разные стороны, очевидно, ища что-то. Лайм сказал:
— Продолжайте полет, сделайте вид, что мы совершаем регулярный рейс в Майорку. Не замедляйте движение и не поворачивайте.
Он произнес в микрофон:
— Шед?
— Да, сэр.
— Он опускается в секторе Джей-девять по карте, северо-западный квадрат.
— Джей-девять, северо-запад, да, сэр. Я предупрежу ближайшую наземную бригаду.
— Мы пролетаем мимо. Нам нужна перекрестная замена.
— Да, сэр.
Через четыре минуты испанский самолет из Малаги пролетит над этим сектором, чтобы подтвердить, что «Сессна. Сайтейшн» действительно приземлился. Лайм, повернув назад голову и прижавшись щекой к плексигласу окна, бросил последний взгляд на маленький самолет, снижающийся в направлении окруженного горами поля. На его краю находились два или три небольших крестьянских дома и уходящая лентой на юг, в направлении Альмерии дорога.
— Развернись над морем и верни нас в Гибралтар.
«Лир» аккуратно коснулся земли, постепенно тормозя, проехал по взлетной полосе, сделал медленный поворот в конце дорожки, направляясь на место прежней стоянки.
Шед Хилл вприпрыжку выбежал встречать его. Казалось, парень не владел собой.
— Они получили другую магнитофонную ленту!
— Какую ленту? — спросил Лайм.
— Он оставил одну из этих лент на крыше отеля. Вместе с передатчиком. Как в прошлый раз.
— Опять голос Фэрли?
— Нет, сэр. Сообщение азбукой Морзе.
У него не оказалось сигарет.
— У кого-нибудь есть сигареты?
Один из техников одолжил ему сигарету. Когда Лайм закурил ее, прогорклый дым наполнил маленькую комнату.
Полицейский участок был переполнен; люди из ЦРУ работали над устройством, которое Мезетти оставил на крыше отеля. Там находился таймер, установленный, чтобы начать прокручивание ленты в восемь часов вечера.
Часы показывали полдень. Лайм распорядился:
— Соберите все вместе и верните назад, туда, где нашли это.
У Шеда Хилла отвисла челюсть.
Мягким голосом, который, однако, не скрывал его раздражения, Лайм пояснил:
— Если эта штука не начнет вещать вовремя, они поймут, что что-то случилось.
Шед Хилл с усилием сделал глотательное движение.
— Вы уже сделали копии? — спросил. Лайм.
— Да, сэр. Передали их в Вашингтон молнией.
— На оборудовании есть отпечатки пальцев?
— Нет.
— Хорошо, тогда поднимитесь с ними наверх, на крышу отеля, и проследите, как они все установят. Когда они закончат, доставьте их назад, в эту комнату, и поставьте человека у двери. Никто не должен входить или выходить из комнаты до восьми часов вечера — и никаких телефонных звонков, кроме как ко мне. Ясно?
— Да, сэр.
— Вы все поняли, не так ли?
— Да, сэр. Это подтолкнет нас к остальным негодяям — никакой утечки. Я понял.
— Прекрасно. — Несомненно Шед Хилл считал эти меры слишком суровыми, но он знал, как подчиняться приказам, и именно поэтому Лайм выбрал его. — Когда вы выполните задание, найдите меня — у меня для вас есть еще поручения.
— Да, сэр. — Шед Хилл повернулся кругом.
Лайм перечитывал зажатую в кулаке расшифровку. Текст, переведенный с азбуки Морзе, был коротким.
Внимание миру. Фэрли жив. Отправьте самолетом вашингтонскую семерку в Женеву до полуночи 17 января. Перемещение должно быть открытым. Освещать по радио и телевидению. Ждите дальнейших инструкций Женеве.
В 12:50 поступило сообщение от Шеда Хилла.
— Он опять взлетает.
— Вы уверены, что Мезетти по-прежнему в самолете?
— Да, сэр. Они полчаса наблюдали его в бинокль.
— Что он делал?
— Ничего. Шатался вокруг этого места, как будто потерял что-то. Хукер, говорит, что он выглядел рассеянным, отчасти обескураженным, как будто ожидал, что кто-то встретит его, но отчего-то не показался.
— Какое время он провел внутри фермерских домиков?
— Достаточное, чтобы все осмотреть. Он только что опять вышел оттуда.
— Как насчет чемодана?
— Он не забирал его из самолета.
— Хорошо. Проследите за самолетом и пошлите Хукера вниз, осмотреть эти здания.
— Он уже там, сэр. Он как раз звонит оттуда. Я говорю с ним по другому телефону — вы хотите, чтобы я о чем-нибудь спросил его?
— Я полагаю, он ничего не нашел? — в голосе Лайма слышалось легкое недоумение.
— Так точно, сэр. Никаких следов чьего-либо присутствия в течение недель. За исключением Мезетти, конечно.
— Как насчет подвала?
— Нет, сэр. Он осмотрел.
— Ладно. Перезвоните мне.
Он повесил трубку, закурил другую сигарету и попытался собраться с мыслями. Где-то во всем этом должна была быть ясная схема, но она не вырисовывалась. Возможно, он упустил ее: на него навалилось множество мелких дел, а прошлой ночью ему удалось поспать меньше четырех часов, что недостаточно компенсировало отсутствие сна предыдущих двух дней.
Зазвонил телефон. Опять Шед Хилл.
— Ради Бога. Он возвращается в Гибралтар. Пилот только что запросил по рации инструкции для посадки.
— Хорошо. Назначьте восемь человек для слежки за Мезетти. Как только он расстанется с пилотом, доставьте сюда пилота.
— Да, сэр.
Лайм опустил трубку, но через несколько секунд телефон зазвонил опять.
— Сэр, это господин Саттертвайт по чрезвычайной связи. Не желаете ли пройти сюда?
Высокий голос Саттертвайта звучал пронзительно, в нем слышался бессознательный гнев: он заметно нервничал, чувствовалось, что ход событий оборачивается против него.
— Что вы там выяснили, Дэвид? И не говорите мне, что вы вытянули пустой билет.
— Мы продвигаемся. Не далеко и не быстро, но продвигаемся. Вы видели сообщение, которое мы будем должны получить вечером?
— Замечательно, слов нет, — произнес Саттертвайт. — Послушайте, они доставили Декстера Этриджа в госпиталь Уолтера Рида.
Его слова заставили Лайма выпрямиться на стуле:
— Состояние безнадежно?
— Никто точно не знает. Похоже, он не придет в сознание.
— Вы полагаете, кто-то пытался убить его?
— Нет. Ничего подобного. Причины естественные, какие бы они ни оказались. Он находился дома, в кровати или ванной. Послушайте, вам известно, что произойдет, если Этридж сыграет в ящик. Мы должны вернуть Фэрли.
— Да, но у вас по-прежнему есть линия преемственности.
— Милт Люк? — фыркнул Саттертвайт. — Верните его, Дэвид.
Как всегда, Саттертвайт пытался подражать голосу Уолтера Пиджена в «Решении командира», и, как всегда, ему это плохо удавалось. Лайм проигнорировал геройский пафос.
— Какое решение принято относительно обмена?
— Мы разделились. Все это по-прежнему предмет жарких споров.
— Тем не менее решающее слово за президентом, не так ли?
— Мы живем в демократическом обществе, — сказал Саттертвайт очень сухо. — Рёшающий голос у народа.
— Безусловно.
— Дэвид, хотите вы того или нет, это политическое решение. Последствия могут быть катастрофическими, если мы сделаем неверный шаг.
— У меня тоже есть для вас кое-что новенькое. Последствия, возможно, будут катастрофическими независимо от ваших шагов. Вам лучше делать свою кучку или слезть с горшка.