М-me Мопа находит, что совершенно напрасно придали прорицаниям Абдаллы особо политический характер. Разговор между г-ном Лагишем и г-ном Панлевесом передан был медиумом в весьма элегантной, сдержанной форме и в конце концов не представляет из себя ничего такого, что бы могло бросить тень на молодого премьера. М-те убеждена, что в этом отношении нельзя искать со стороны гипнотизера злого умысла.
“Мы можем только удивляться его необычайному дару, — воскликнула своим серебристым голоском наша обаятельная собеседница и, погрозив нам пальчиком, добавила: — Ай-яй-яй! нехорошо, нехорошо! Вы всюду и везде ищете политику. Неужели нет более интересных вещей на свете, о которых стоило бы писать и ради которых стоило бы изощрять свои таланты?”
Здесь мы не удержались от искреннего комплимента, заверив m-me, что мы оказались бы безнадежными слепцами и тупицами, если бы, сидя рядом с нею, стали утверждать противное. Но, увы, профессия обязывает нас не только восхищаться прекрасным, но и погружать свой анализирующий ланцет в гноище жизни во имя торжества справедливости и добродетели.
Получив на все наши вопросы полные и исчерпывающие ответы (гипнотизера пригласил к m-me Мопа де Бизар, в чьей корректности не приходится сомневаться, что же касается имени гипнотизера, тождественного с именем вожака повстанцев, то, — как справедливо заметила наша гостеприимная хозяйка — все арабы носят одинаковые имена Абдалла или Махмутов, как все русские — называются Иванами, а потому удивляться нечему), мы распрощались с m-me Мопа и ушли к себе в редакцию с радостным сознанием, что действительность обращается к нам не только одной своей теневой стороной, но являет и совершенные образцы безупречной чистоты, детской мудрости, красоты и покоряющего обаяния. Наши современники должны быть счастливы, что среди них живут такие божественные создания, как m-me Мопа».
ГЛАВА ПЯТАЯ— ДВАЖДЫ ДВА — ПЯТЬ
На бульваре Сен-Жермен Виньело отстал от процессии и зашел в греческую столовую, рядом с Сорбонной, пообедать. Он охрип, покрыт был с ног до головы густым слоем пыли, проголодался, как вол. Его встретили студенты рокочущим «ура». Характерную коренастую фигуру художника в широкой оливковой блузе знали все. Латинский квартал считал его своим мэтром.
— Друзья мои, я счастлив, — закричал Виньело с порога. — Сегодняшний день показал мне, что мы еще на что-нибудь годны. Я не знаю, кто автор этого фарса, но он состряпан талантливо, и я рад, что мне удалось принять в нем участие, хотя бы в роли сценариуса. Друзья мои, меня мучит жажда. Я охотно разопью с вами бутылочку-другую вина и поделюсь своими впечатлениями.
Ему очистили место в конце длинного стола, покрытого весьма сомнительной свежести скатертью, усеянной крошками хлеба, украшенной жирными пятнами, сплетавшимися в замысловатый узор, загроможденной разномастой посудой. Проворный гарсон в малиновом бархатном жилете и с феской на голове подал ему литр красного вина, полый, зеленого стекла стакан и порцию мидий по-гречески. Молодежь сгрудилась вокруг художника, готовая слушать, негодовать или смеяться.
— Итак, — начал Виньело, уписывая коричневую острую бурду, в которой плавали улитки, — сегодня знаменательный день. Передо мной раскрылась последняя страница моей книги «Вот человек». Это апофеоз — лучше которого не придумаешь. Респектабельный фрак вывернут наизнанку. Оборотная сторона медали, на лицевой стороне которой написано: «Pour la merite», а на задней: «Продается с публичного торга». Акционерная компания — ЛагишВанбиккер-Дюкане — по распродаже Франции. Сигары, черт возьми, сигары!
Художник громыхнул кулаком по столу.
— Какие сигары? — спросило его несколько голосов.
— Социализм, ценой в одну сигару «Non plus ultra»! Каждому лестно курить сигару. Но не всегда это умеют делать, друзья мои! Многие закуривают не с того конца, и тогда результат получается весьма неожиданный. Уверяю вас. Черт возьми! Это может кончиться взрывом! И я первым бы поднес спичку. Этакий веселенький фейерзерк в честь господ, умеющих курить сигары! Что вы на это скажете, друзья мои? Мы бы потанцевали с вами, не правда ли? Да, да, я читал эту гнусную газетку, но она не стоит того, чтобы ее так ругали, — напротив, я бы раздавал ее даром по всем рабочим кварталам, как наиболее убедительный агитационный материал. Какой шутник толкал их под руку писать такой жестокий обвинительный акт против самих себя?.. Флипотт? вы говорите, что затронута ее честь?.. Ошибаетесь, друзья мои. Ее честь восстановлена… И я сейчас иду к ней, чтобы на коленях просить у нее прощения… Не улыбайтесь. Впервые гнусный аноним восстанавливает; помимо своего желания, семейное благополучие… Да-да… друзья мои — на днях я приглашаю всех вас на маленькое торжество… Что? подарки? Конечно, мы охотно принимаем подарки от добрых друзей… Но только не сигары… Нет!.. Мы их не умеем курить…