Я приполз к Веронике на этап шестнадцатым. Получил палочку девятым, сразу резко вышел вперед, обогнал одного, другого, третьего... что было дальше и сколькие перегнали меня в самом конце этапа, лучше не вспоминать. Этот случай надолго отбил охоту пробовать силы в беге... И все же я не жалел о случившемся. Ведь это благодаря эстафете я познакомился с Вероникой. А что говорили о моих талантах Мнацаканян и Канделаки — можно было пропустить мимо ушей.
«Эх-ха! Эх-ха-ха! Все вступайте в Автодор!»
День заполнен с утра до позднего вечера. Мы понимаем: предстоит пройти курс не за одну, а за две жизни, пусть немного громко сказано, но это так! Один курс за себя. Другой — куда более сложный — за того, кем готовимся стать. Знать не просто два языка и две страны — познать второй способ мышления, привыкнуть к новым измерениям, новым жизненным целям и ценностям. Убедить себя, что эти чужие ценности и цели теперь твои, пусть на срок, но твои; если ты будешь это только изображать, если будешь играть роль, имеешь куда больше шансов провалиться.
Вчера полдня провел как приготовишка. Учусь писать цифры. Думал раньше, что во всем мире арабская семерка — это арабская семерка. Как и пятерка и тройка. Но оказывается, немцы пишут их немного по-своему. Совсем небольшое отличие, но есть. И я должен забыть, как писал раньше. Показал Рустамбеков. Неторопливо и обстоятельно. Он все делает обстоятельно. И хочет, чтобы мы научились и этому умению. Понятия «умение» и «обстоятельность» тоже имеют свой национальный оттенок. Немецкое умение, насколько я понимаю, есть искусство делать дело достойно, без суеты и лишних слов.
Семерка — горизонтальная линия и под острым углом слегка изогнутая линия вниз. Никакой поперечной черточки. Линия, идущая от перекладины, чуть утолщается книзу. Время от времени, задумавшись о чем-то, я ставлю по привычке черточку. Тогда беру чистый листок и начинаю снова.
Изучаю обычаи, порядки и нравы Германии, невольно обращаю внимание на то, что «имеет там преимущество», иными словами на то, чему совсем не грех поучиться.
У меня появляется чисто профессиональное желание делать все как следует. Это не значит, что я собираюсь стать правильным человеком, правильным во всем: мыслях, поступках, делах. По-моему, нет ничего скучнее, чем такой вот правильный человек, который задался целью «изжить все собственные недостатки». На новой своей работе ты просто ни к чему не будешь годным, если вместе с «отрицательными качествами» потеряешь частицу своего «я».
Я должен научится писать без ручки, чернил и бумаги, хранить все это в памяти и при необходимости уметь читать «написанное». Я хочу, чтобы моя работа, моя профессия, мои задания, которые я буду получать в будущем, чтобы все это служило не разъединению, не вражде, не войне с Германией, чтобы я смог сделать то немногое, что мне будет дано, для сближения с этой прекрасной страной и ее народом. Верю, что фашизм — как кошмарный сон, когда опутаны ноги, руки, мысли, и что этот сон пройдет... Скоро ли? При жизни ли моей?
Сон — это одно мгновение, которое кажется растянутым на много часов (так говорит Назим Керимович, ему надо верить, но я не знаю, как и кому удалось проверить это утверждение). А ведь и жизнь человеческая — это тоже нечто мгновенное. Сколько имею в своем распоряжении лет, пока не одряхлеет мой ум и не состарится тело? Лет тридцать, от силы сорок. У людей моей будущей профессии срок не слишком долог: живут под напряжением. К нему привыкаешь, его не чувствуешь, а потом, рано или поздно, приходит пора платить по счету. Это если не происходит каких-либо других обстоятельств, сокращающих вышеназванный срок.
Тридцать или сорок лет. Но ведь это и чертовски много, если у человека есть цель и если он полон желаний достичь ее.
Аккуратно выписываю цифры.
Пришел черед тройки. Наверху спиралька и далее обычная полуокружность; главное — научиться выписывать спиральку и не забывать, что нижняя часть цифры должна быть больше верхней. Сегодня я напишу триста тридцать три тройки. Мое домашнее задание — написать «квантум сатис», сколько сочтется необходимым. Я мог бы вполне написать сотню, полторы. Но я теперь удивительно прилежный ученик. Мне иногда кажется, что это не я, а кто-то другой такой прилежненький ученик, готовый ежедневно перевыполнять свои задания и рапортовать о том самому себе.
Самому себе... Не исключено, что я окажусь в условиях, когда на какой-то срок это будет единственно допустимая форма рапорта.