Он сразу узнал строгий, ровный почерк брата.
Прочитав письмо не торопясь, сказал себе: «Жалко, жалко бедного Эрнста. Вот что такое жизнь и старость без детей».
Кандалинцев, покручивая рыжий ус, смотрел на гостя. По привычке, которую немцы за много лет переняли у азербайджанцев, Танненбаум не сразу начал с дела. Каким бы важным и неотложным ни было оно, человек, пришедший к другому, не имеет права приступать к нему с места в карьер. Или у того, к кому пришли, нет «товарища» (как принято называть в этих краях жену), нет детей? Как же не расспросить об их здоровье, не поинтересоваться самочувствием? Но это тоже надо делать с толком. Считается признаком дурного тона сразу же спрашивать о благополучии и здравии жены, об этом следует спросить в последнюю очередь и без особой заинтересованности, иначе кто знает, как тебя поймут, почему ты так интересуешься чужой женой?
Предки Кандалинцева были из татар, о чем свидетельствовали и фамилия его и легкое, едва уловимое узкоглазие. Но он не слишком чтил «восточные приветствия», отнимающие время у занятого человека и заставляющие заученно отвечать на все вопросы, которые порядком надоедали за день.
«Ну вот, и немцы, видите ли, тоже переняли эту привычку. Вроде время умеют беречь, а нате вам, откуда начинает... Что бы там ни говорили, география — великая вещь», — подумал Кандалинцев и тут же вспомнил о закладке на четвертой главе «Истории ВКП(б)» и о том, что завтра у него очередное занятие кружка в далеком колхозе и что он не успел как следует подготовиться, да и вряд ли успеет, потому что в десять вечера одно заседание, а в двенадцать ноль-ноль — наверху — второе. Ночное заседание дело привычное, да и после заседания придется задержаться.
— Слушаю вас, товарищ Танненбаум.
— Видите какое дело, товарищ Кандалинцев. Письмо получил от брата... из Германии. Подумал, что надо к вам зайти, рассказать. Второе письмо оттуда пришло. — И Танненбаум положил на стол Кандалинцева конверт с розовой маркой.
Кандалинцев с интересом рассматривал ее.
— Ну, о чем пишет брат?
— Видите ли, какое дело. Брат у меня одинокий человек и просит... и пишет, что хочет пригласить моего сына Франца к себе в гости, чтобы пожил у него.
— Надолго ли зовет?
— Трудно сказать, зовет, одним словом.
— Вы мне об этом рассказываете, потому что ждете совета: ехать или не ехать?
— Надо посоветоваться.
— А кому-нибудь о письме говорили?
— Нет. Сперва решить надо, потом можно говорить.
— Так, так, продолжайте, я слушаю, — с какой-то особой заинтересованностью произнес Кандалинцев.
— С одной стороны, Францу, конечно, интересно бы съездить. Как-никак там родственник. Но с другой стороны... Зачем хорошему учителю и человеку тоже хорошему — вы знаете, он не лодырь, котелок варит, — зачем ему покидать социалистическое государство и ехать к фашистам... Одним словом, как лучше ответить брату?..
— Ну, раз вы ко мне за советом пришли и письмо принесли, я подумаю. Скажите, насколько я понимаю, ваш брат ни разу не видел племянника? А фотографии Франца вы ему посылали?
— Нет, не посылал, а что?
— Просто так. Желаю вам всего хорошего. И прошу пока о письме никому ни слова. Условились?
— Условились.
Через несколько дней Кандалинцев пригласил Макса Танненбаума. Войдя в кабинет, Танненбаум увидел рядом с хозяином человека в скрипучих ремнях. Тот внимательно посмотрел в глаза Танненбауму, как бы прикидывая, кто перед ним, можно ли ему доверять.
— Мы хотим поговорить с вами о важном деле, товарищ Танненбаум, как с коммунистом. И верим, что вы никогда никому не расскажете того, о чем сейчас услышите. Ни одному, даже самому близкому человеку.
— Быть может, этот разговор и не возник бы, если бы вы сами не сказали нам, товарищ Танненбаум, что не хотите отправлять сына в Германию, в гости к вашему брату, — включился в разговор Кандалинцев. — Мы просим вас послужить общему делу. Потребуется время на обдумывание, мы не торопим вас с ответом, а дело вот в чем.
Человек в военной форме заложил руки за спину, подошел к окну, задернул штору словно для того, чтобы отделить тех, кто был в этой комнате, от всего мира.
— Как бы вы посмотрели, если бы под именем вашего сына туда, к Эрнсту Танненбауму, поехал кто-либо из наших сотрудников? Понимаете, для чего это надо?