Нет. Я догадывался, что, если я протяну руку и дотронусь до дверной ручки, это, по всей вероятности, будет последним, что я сделаю в моей земной жизни. И хотя было вполне возможно, что эти двое в любом случае прямиком доставят меня туда, откуда не возвращаются, приближать пункт назначения мне не хотелось.
А впрочем, почему это я решил, что они собираются меня убить? Хватаясь за соломинку, я уверял себя, что если бы они хотели просто прикончить меня, то могли бы это сделать там, возле дома, и преспокойно отправиться дальше по своим делам. Но они забрали меня с собой, значит, у них на уме что-то другое.
А может, они хотят замучить меня до смерти?
Ну почему только мне пришла в голову подобная мысль?
Стараясь думать о чем-нибудь другом, я сидел в машине, и мы проехали еще немало темных безымянных улиц, пока наконец не повернули направо посередине какого-то квартала. Перед нами оказалась серая стена из бетонных блоков, темнел открытый въезд в гараж; мы въехали в него и остановились. Я услышал, как за нами с грохотом опустилась гаражная дверь. Когда шум прекратился, вспыхнул свет.
Мы находились на крытой стоянке, посреди длинных рядов черных приземистых четырехглазых автомобилей. Металлические столбы, выкрашенные в оливково-зеленый цвет, поддерживали низкий потолок. Дюжина флюоресцентных ламп, расположенных на слишком большом расстоянии одна от другой, не могла создать нормальное освещение, и по всем углам, как туман, сгущались тени.
Никого не было видно. Водитель вышел из машины и открыл дверь с моей стороны. Второй приказал:
— Быстро вылезай.
Я вылез медленно. Он за мной. Водитель жестом велел мне идти вперед, и я пошел вперед. Я шел, как сквозь строй, по широкому свободному проходу между рядов машин, тянувшихся с обеих сторон. Автомобили уставились друг на друга своими темными, невидящими фарами, и я чувствовал их взгляды на себе, как будто они смотрели мне вслед. Я понимал, что это всего лишь машины, но ничего не мог поделать и сам против воли нагнетал свой страх, представляя, как одна из этих машин неожиданно оживает и, взревев мотором и ослепив меня всеми четырьмя фарами, срывается с места, готовая раздавить меня, как муравья. Так я шел, ссутулившись, стараясь глядеть только перед собой, часто моргая, а машины оставались неподвижными.
Наконец мы дошли до противоположной стены, и я увидел оливково-зеленую металлическую лестницу, уходящую вверх и вправо.
— Поднимайся,— сказали мне.
Я пошел наверх. Наши шесть ног отбивали по ступеням странный глухой ритм, отдающийся эхом по гаражу. Я вдруг подумал о Роберте Митчуме. Что бы сделал Роберт Митчум, очутись он в подобном положении?
Какие могут быть вопросы! Роберт Митчум внезапно, как змея, резко крутанулся бы назад, ударил ближайшего бандита ногой в челюсть и, перемахнув через перила, спрыгнул бы вниз. А бандит в это время свалился бы назад, на другого, и оба они покатились бы кубарем по ступеням, выходя таким образом из игры достаточно надолго и давая Митчуму возможность либо броситься к двери и выскочить на улицу — то есть успешно совершить побег, либо добраться до бандитской машины, в которой были бы оставлены ключи, сдать назад, на максимальной скорости вышибить дверь гаража и умчаться прочь, шикарно дав газу,— то есть опять же успешно совершить побег и получить в придачу машину.
Но что, если я прыгну вот так же, а Робертом Митчумом окажется этот парень с пистолетом? Что он тогда сделает? Пожалуй, он просто увернется и выстрелит мне в голову.
И я тащился вверх по лестнице.
Наверху оказался длинный холл с окнами по обеим сторонам. Окна слева выходили за асфальтированную погрузочную площадку, освещенную откуда-то сбоку лучом Прожектора. По правой стороне окна перемежались с застекленными дверями, за которыми находились конторы и складские помещения, все темные, кроме одной комнаты в дальнем конце холла. Там горел свет, и его желтые квадраты косо ложились на пол. Не было слышно ни звука.
Я остановился на верхней ступени, но тут же почувствовал руку на своей спине, слегка подтолкнувшую меня вперед, не мягко и не резко. Я пошел по холлу по направлению к желтому свету.
Это был кабинет. Я заглянул в открытую дверь. Передо мной за обшарпанным письменным столом сидел грузный мужчина в пальто с бархатным воротником и курил сигарету в мундштуке из слоновой кости. Голова у него была слишком крупной по сравнению с телом: огромная квадратная башка, заросшая черной спутанной шерстью. Его лицо лоснилось, как будто было покрыто белой эмалью, а тяжелая нижная челюсть казалась голубоватой от густой жесткой щетины. Он сидел вполоборота ко мне, его черная бархатная шляпа была сдвинута назад, на затылок, а локтем он небрежно опирался на бумаги, лежащие на столе, как бы подчеркивая, что это вообще-то не его кабинет, сам он не привык пользоваться такими задрипанными кабинетами, а этот просто пришлось одолжить на время для срочного дела. Он взглянул на меня, когда я остановился в дверях, немигающими бледно-голубыми глазами, пустыми, ничего не выражающими, словно бы и не живыми. Казалось, что его настоящие глаза спрятаны за этими и смотрят на меня оттуда, не давая мне возможности заглянуть в них.