Но этой ночью, как и во все предыдущие, с тех пор, как она согласилась взять класс, она переживала особенно сильно. Ведь теперь она не была просто учительницей, которую каждый класс видел в лучшем случае четыре раза в неделю. Эта роль никуда не делась, но теперь она была ещё и самой важной учительницей для этих двадцати шести детей. Некоторые классные руководительницы называли себя «классными мамами». Нет, ей такой статус был совсем не нужен, но она понимала, что как не назовись, суть не меняется. Да, на ней теперь огромная ответственность. И она не должна сломаться под её грузом.
Поэтому она и старалась говорить громко. Громкость в её голове равнялась уверенности. Так она подумала сначала, но потом поняла, что это оказалось ошибкой. Горло быстро пересохло. К тому же, на такой громкости легко было уловить, как дребезжал её голос. Но если бы теперь она его понизила, это бы привлекло внимание, так что отступать было поздно. К тому же, до того, как она начала говорить так громко, буквально в первые пару минут урока, некоторые дети уже начали отвлекаться. Парочка доставали телефоны, показывали своим соседям по партам что-то на экранах. Кто-то прошептал что-то похожее на: «Кровищи было». Но когда она начала практически кричать, они уже не могли сосредоточиться на этом и убрали телефоны.
По той же причине, чтобы создать налёт уверенности, она встала из-за своего стола. Хотелось стоять выше над детьми, а не глазеть на них так же, как они на неё, из-за стола, опираясь на сложенные руки. Но и тут её ждал подвох: коленки задрожали. Чтобы скрыть это, она сначала попыталась ходить туда-сюда, но поняла, что от этого выглядела ещё более нервной. Поэтому встала перед своим столом и присела на него. Наверное, это тоже было неправильно. Другие учителя вечно гоняли учеников, когда они так присаживались на парты. Она это проблемой не считала, но теперь побоялась, что это действие не пойдёт на пользу её образу в глазах учеников. А может, наоборот? Может, они решат, что она с ними на одной волне?
Кто же знал, что это станет её мечтой — быть на одной волне с толпой шестиклассников, раздался в голове язвительный внутренний голос. Но даже его она почти не слышала. Его заглушал её внешний голос, который с дрожью отражался от стен. А еще писк в ушах. Наверное, это из-за нервов. Или она так раскричалась, что у неё барабанная перепонка лопнула?
Внешний голос, внутренний, а ещё этот писк — всё слилось в какофонию. Немудрено, что через неё она не расслышала голос со стороны входа. Да ещё и такой ненастойчивый.
— Здрастеможновойти, — скороговоркой пролепетала девочка, когда она сделала паузу, чтобы набрать воздуха.
Она даже не сразу поняла, что голос доносился именно со стороны входа, и сначала в панике забегала взглядом по рядам. Неужели кто-то из учеников вздумал пошутить над ней? Но потом до неё дошло, и она повернулась.
Девочка стояла на пороге, повиснув на ручке, как будто устала стоять. Может, и правда устала. Кто знает, сколько она проторчала там, бормоча эту свою мантру, пытаясь втиснуться в паузы вдохновенной речи об учебном плане.
— Да, входи, — раздражённо, о чём тут же пожалела, ответила она.
Рыжая девочка с силой распахнула дверь полностью, как будто на неё налетел поток ветра, вошла в класс и закрыла её за собой с грохотом. Грохот её будто отрезвил, поэтому она, не отрываясь от стола, махнула рукой и сказала:
— Стой. А ты не ошиблась классом?
Этой ученицы она с прошлого года не помнила. Не то что у неё была такая хорошая память на лица. Но все ученики из этого класса точно были на месте. Да и эта девочка сразу выделялась. Яркие рыжие волосы. Общей формы в этой школе не было, но все одевались примерно одинаково: светлые блузки и рубашки под синими блейзерами и серый низ. А у неё блейзер был тёмно-зеленый. Рюкзак (все девочки в этом классе уже перешли на сумки) ярко-розовый, с изображением мультяшных лошадей, болтался ниже пояса, потому что лямки повисли на локтях. Когда девочка повернулась к ней, крутанувшись на пятках, рюкзак захлопал по её ногам.