Дверь отворилась. Перед ним стояла небольшая худенькая женщина средних лет с черными невыразительными глазами, напоминавшими перезрелые оливки. Она держалась неестественно прямо. Можно было заподозрить, что ее спина заключена в металлический корсет. Вся она напоминала натянутую струну; кожа обтягивала худое лицо, волосы были затянуты сзади в маленький пучок, губы сжаты так, что походили на бледную тонкую полоску. Но открылись они, к огромному удивлению Пинаты, очень легко:
— Что вы хотите?
— Миссис Розарио?
— Да, это я.
— Меня зовут Стив Пината. Я хотел бы с вами поговорить, если не возражаете. Можно?
— Если вы по поводу нашего соседа мистера Лопеса, то мне больше нечего сказать. Я уже сказала вчера этой даме из отдела здравоохранения, что они не имеют никакого права вот так просто забирать его без его согласия. Он всю жизнь кашлял, и это ничуть ему не мешало, для него кашлять так же естественно, как дышать. Что же до того, что все его соседи должны пройти обследование на этой машине с лучами, бесплатно или нет, я категорически отказываюсь, и Гонсалесы с Эскобарами тоже. Забивать легкие лучами противоречит самой природе.
— Я не имею никакого отношения к управлению здравоохранения, — сказал Пината, — я ищу человека, который может называть себя Фостером.
— Называть себя? Что это значит, называть себя?
— Вашей дочери он известен под фамилией Фостер, скажем так.
Миссис Розарио снова поджала губы — так моряк убирает парус перед надвигающейся бурей:
— Моя дочь Хуанита живет далеко на юге.
— Но в данный момент она приехала к вам. Верно?
— Кому какое дело, если она приехала навестить свою мать? Она никому не причинила зла. Я внимательно слежу за ней, она ни в чем не замешана. Да кто вы такой, чтобы являться сюда и задавать вопросы о моей Хуаните?
— Меня зовут Стив Пината.
— Ну и что же? Мне это ни о чем не говорит. Ни о чем. Меня не интересуют имена, только люди.
— Я частный детектив, миссис Розарио. В данный момент моя задача заключается в том, чтобы следить за Фостером.
Миссис Розарио непроизвольно коснулась левой стороны груди. То ли у нее прихватило сердце, то ли просто вдруг лопнула бретелька комбинации.
— Он преступник? Вы это хотите сказать? Он может обидеть мою Хуаниту?
— Я не думаю, что он преступник. Но гарантировать, что у вашей дочери не будет с ним неприятностей, не могу. Временами он становится непредсказуемым. Он пришел сюда вместе с вашей дочерью, миссис Розарио?
— Да.
— И ушли они тоже вместе?
— Да, полчаса назад.
Худенькая девочка с пунцовыми щеками лет десяти вышла на порог соседнего дома и принялась крутить хулахуп, ухитряясь при этом в такт обручу жевать резинку. Казалось, она полностью погружена в свое занятие и не обращает никакого внимания на то, что происходит по соседству, но миссис Розарио торопливо прошептала:
— Мы больше не можем здесь разговаривать. Эта Керида Лопес, она все подслушивает, а рассказывает еще больше.
По-прежнему не глядя в их сторону, Керида объявила всему миру звонким чистым голосом:
— Я иду в больницу. И никто из вас не придет и не сможет навестить меня, потому что у меня пятна на легких. А мне на вас наплевать. Все равно я никого из вас не люблю. Я пойду в больницу, как мой дедушка, у меня будет целая куча игрушек, гора мороженого, и мне не надо больше будет мыть эту бесконечную посуду. И не приходите и не навещайте меня, вас все равно туда не пустят.
— Керида Лопес! — резко произнесла миссис Розарио. — Это правда?
Единственным подтверждением того, что девочка расслышала вопрос, стало еще более ускоренное вращение обруча.
Кожа на лице миссис Розарио вдруг стала желтоватой, она сделала шаг назад, в прихожую, словно Керида ударила ее в живот: