Я приготовился к тому, что она начнёт меня убеждать, умолять. Но она не стала. Вздохнула и опустила голову. Что-то прошептала себе под нос.
- Что? – спросил я.
Она чуть громче сказала.
- Я умру как в кино?
Я протянул руку и погладил её по щеке.
- Да, милая, как в кино.
Я спустился на мёрзлый первый этаж, спрятался в кладовку и терпеливо ждал. Дыхание облачком уносится изо рта и при каждом выдохе отлетает душа. Простужено сипят деревянные ставни. Окна щетинились торчащими осколками стёкол. Скоро, совсем скоро. Никуда он не денется. И тогда светлый огонь очистит землю от его тяжёлого присутствия.
Глава 14.
Свирепое палящее пламя разогревалось внизу, готовилось к решительному штурму чердака. К счастью, морозный дух совсем не дружит с огненным духом. Или наоборот плохо? Ведь умирать придётся долго. Я сидел на грязном полу и тупо смотрел на поднимающиеся сквозь брёвна струйки дыма.
Даже чудеса цивилизации не помогут. Здесь не ловит мобильник. Одна из причин, почему я выбрал именно это место. Было бы довольно глупо, если бы кайфолом мог просто позвонить в полицию и пожарным.
Неужели всё закончится именно так! Это ведь моя книга. Мой роман. Читатели свидетели, я не могу умереть. Так не честно! Просто не по правилам. Этого не может быть, только не со мной. Сюжет недоделан. Где моя решающая битва с проклятым кайфоломом!? Концовка этого романа будет совсем бездарной, если я поджарюсь в заброшенной даче.
Заднице стало совсем тепло. Я не мог больше сидеть. Внутренний огонь раздувал меня как гелий воздушный шарик. Я вскочил и забегал по чердаку. Фонарь остался лежать на полу, освещая гейзеры и фонтаны пыли, взбитые моими ботинками.
Я остановился перед потемневшей, но крепкой деревянной стенкой. Она издевательски преграждала мой путь. Ненавижу! И тут я не выдержал. Стукнул кулаком и стенку и зарычал. Ударил несколько раз в твёрдые брёвна. Костяшки глухо стучали по толстому дереву.
Тяжело дыша, я стоял, сжимая окровавленный кулак. Что за глупость! Держите меня семеро. Я потёр лоб рукавом и снова сел у столба. Глупо, как глупо!
Почему-то я абсолютно не боялся смерти, когда стоял под пулями обезумевшей журналистки. Но вот так! Как баран на вертеле! Это унизительно, чёрт побери!
- Как же хочется жить, - сумбурно металась в голове одна единственная фраза.
Я вдруг рассмеялся.
Рухнула последняя иллюзия. Иллюзия о том, что у меня рухнули иллюзии. Ничего не изменилось. Не было никакого раздетого и распятого мира. И никакая тьма не заполняла меня. И ничего я не оставил в прошлом. И никуда не делся проклятый инстинкт самосохранения. Сюда бы этого профессора, он бы узнал, что есть вещи, о которых стоит волноваться. Хотелось завыть и биться головой об стену. Но я сидел тихо. Ведь это тоже всего лишь иллюзия.
Невыносимое бессильное желание разорвать реальность по швам и вырваться на свободу, спастись, было настолько сильным, что почти взорвало меня изнутри. Я снова рассмеялся. Выпустить пар. Жаль, никого нет рядом, чтобы зарезать его от избытка чувств.
А вдруг я людей убиваю, потому иначе никак не могу справиться с бессильным желанием вырваться из этой тюрьмы! Этого Мира. Персонаж не может соскочить со страниц книги по своему желанию. Он живёт и умрёт среди бесчисленных страниц текста. И в то же время, будет жить среди них вечно. На каждой странице жить вечно. В каждом слове, в каждой фразе. Это будет его жалкое мучительное бессмертие.
Но в таком случае, чего я маюсь! Ведь подлый пожар – лучшее средство от безысходности. Клин клином вышибают. Безнадёгой по безнадёжности. Хорошая идея. Тогда получается, что огонь мне только во благо. Он очистит меня от всех грехов. И я, наконец, вернусь в своё естественное состояние. Пепел к пеплу. А что может испугать пепел!
Я сидел и улыбался.
Осталось одно. Насладиться последним впечатлением. Хочется прочувствовать всё до мелочей. Не каждый день умираешь, надо посмаковать удовольствие.
Мне на мгновение даже стало жалко, что я умру всего лишь от удушья.
Только проклятые сирены всё воют и воют. Даже умереть спокойно не дают. Что-то я плохо соображать стал в последнее время. Сирены!
Я воздел очи ввысь. Спасибо великому всемогущему Ворду! Неужели я спасён!
Нетерпеливая сила надежды подбросила меня на ноги. Значит, кто-то заметил пожар и позвонил 03. В принципе, нет ничего невозможного. За полем дорога. А мобильники сейчас у всех имеются. Нужно только выехать в зону приёма.
Надо веб-камеру разбить. Если её увидят, потребуют файлы из компьютера. А я не готов к публичности.
Я бросил её в грязный угол. Стукнул ботинком. Хрясь и всё.
Управился. Теперь можно спокойно ждать спасителей. Идите ко мне, родные. Я готов. Свет мигнул и погас. Я вздрогнул и отбросил бесполезный фонарь. Оставалось только смотреть в удушливую темноту и ждать.
Сирены приближались всё ближе. Я спасён.
- Повезло тебе, - сказал Лошаков, сочувственно глядя из-за своего стола. Как всегда в свитере и джинсах. Кожаная куртка висит на вешалке рядом с дверью. Я сидел в его кабинете. Обычная казённая комнатка с изношенными следами ремонта двухлетней давности. На столе включённый компьютер, на котором сворачивается кольцами заставка. Никаких картинок на стенах, ничего для души. Только ещё один стол, ныне пустующий и железный сейф в углу. За окном размазывает грязь по улицам припозднившийся ледяной ноябрьский ливень. Завтра гололёд будет.
- Мне можешь не рассказывать, - с чувством сказал я и закашлялся. Я теперь часто кашляю.
- Везунчик. Тебя ведь вытащили, когда ты уже без сознания валялся.
- Да уж. Повезло, так повезло.
- А ведь мог бы поджариться как шашлык.
- Что верно то верно. Мог бы.
- Представляю, - беззлобно хохотнул полицай. – Прихожу в морг на вскрытие, а там ты с хрустящей корочкой.
- Неприятное зрелище, - настала моя очередь сочувствовать его нелёгкой полицейской судьбе.
- Ну а то, - нарочито мрачно кивнул капитан и тут же улыбнулся. – Но аппетит ты бы мне не испортил, даже не надейся, - и рассмеялся.
«Вот, кого бы запихнуть обратно в утробу жизни», меланхолично подумал я. Почему так странно устроен мир! Я ведь маньяк, но не могу убить тех, кого мне действительно хочется. Например, соседа алкаша сверху, который меня пару раз заливал. С него ведь и взять нечего. А милая Женечка. Как бы я хотел воткнуть ей, но вовсе не то о чём вы подумали. Просто нож в сердце. Она бы мне за пару секунд доставила удовольствие больше, чем за всё время занятий сексом с её упругими телесами. Ну вот, опять на пошлости перешёл, стыда на меня нет. Гоголь сейчас перевернулся в гробу. А куда деваться. Жизнь такая, люди вокруг такие. Ему хорошо было в компании Пушкина и прочих гениев. А каково мне! Так хочется перерезать горло нудному Камушкину, чтобы заткнуть его бесчисленные жалобы на жизнь. Вышибить молотком мозги самовлюблённому болвану Пробкину. Но нельзя. Так какой смысл быть серийным убийцей, если не можешь убить кого хочется! В чём тогда спрашивается моё преимущество перед заблудшим человечеством? Ни в чём.
Я вздохнул.
- Вы жмурики так аппетитно пахнете.
- Я тебя сейчас самого в морг отправлю, - тихо сказал я. Неожиданно как для себя, так и для растерявшегося Лошакова. Но он непрошибаем. Тут же рассмеялся.
- Всё ты со своими шуточками!
Я снова вздохнул.
- Дыма наглотался.
- Оно и видно. Но всё равно не могу понять, за каким хреном ты туда попёрся?