Мои руки достают флешку из коробки из-под сигар. Она звонко падает на пол, и моя собственная нога давит её.
Мои глаза удовлетворённо смотрят на дело рук своих.
И тут моя голова вспыхивает белым пламенем. Сквозь огонь проступают картины недавнего прошлого. Как на этом же компьютере писал анонимки и распечатывал на принтере, который сейчас стоит справа от меня. Я помню, как перерезаю верёвки на руках Тепловой. Она в полуобморочном состоянии, никак не реагирует. Свет бликует на моём клинке. Я улыбаюсь и выхожу в комнату. А вот я на чердаке обнимаю девочку за худенькие плечи, глажу по грязным светлым волосам и говорю.
- Тихо, не волнуйся. Он ушёл. Всё хорошо. Всё совсем хорошо.
Я чувствую, как она делает первый неуверенный вдох своего второго дня рождения. Я улыбаюсь.
Помню, как сказал, что она может взять мою машину. Она неловко забралась на переднее сидение и всё ещё испуганно косилась на меня, словно подозревая в жестокой шутке. Автомобиль неуверенно тронулся с места и потрясся на ухабах. Я помахал ей вслед.
Потом обливал бензином из канистры стены и пол дачи. Уходя, кинул спичку.
Не может быть! Не может быть!
Я закашлялся чужим горлом.
Мои другие руки бестрепетно взяли нож и приложили к моей своей груди.
Остриё проткнуло халат, и на коже появилась капелька крови. Я не видел, но чувствовал её. Как она набухает, такая живая и беззащитная. Как холодная сталь протыкает тёплую нежную кожу.
Нет! Врёшь, не возьмёшь!
Я заскрипел горлом и поднялся на негнущихся ногах. С моей души столько раз сдирали кожу заживо, что она уже не кровоточит. Я двигаюсь даже не на мускулах, они принадлежат чужаку, а на нервах. Исключительно на нервных импульсах, передаваемых по моему безжизненному телу.
Я пытаюсь удержать руки, они дрожат, словно я вчера выпил много лишнего сверх запредельного. На лбу выступает испарина. Впервые мы сошлись вместе в одном теле, а Боливару не снести двоих.
Я упёрся поясницей в подоконник. Вот оно. Дождь, ливень за окном. Осень, моя осень. Она спасёт меня, не даст навредить. Он ничего не сможет сделать мне, когда осень укроет меня ледяным водным плащом. Я буду спасён.
Стал на кресло. Оно задрожало под моими ногами, но давление на нож усилилось. Мой противник не может одновременно контролировать движения и убивать себя меня. Он выбрал нож.
Острая боль в груди стала невыносимой, я заклокотал нутряным надрывным криком. Я никогда не думал, что сталь в теле – это так больно. Нет сил терпеть. Но надо торопиться. Я взял на себя почти все нервные окончания, и Он не чувствует мучений. Зато я сполна. Ещё немного и от боли потеряю самоконтроль, Он победит. Нельзя этого допустить, нельзя. И мы боремся в полутёмной комнате. Как бешеная тень, одна на двоих.
Я ступил на подоконник. Под окном, по грязному льду, текла серая река воды. Стекло исполосовано ледяными, гулкими струями.
Последним рывком я практически падаю на стекло. Вдребезги. Но мой враг тоже не дремлет. Пока я отвлекаюсь на последнее усилие, он пронзает меня ножом. И бездушное лезвие оживляется кровью моего его сердца.
Стук, стук!
Кто там? Никого нет дома.
Второй этаж. Прощайте!
Эпилог
Я прихожу и ухожу множество раз, но никак не решаюсь остаться насовсем. Бездумно раздумываю. Стоит ли быть в этом теле или отправиться странствовать дальше среди тёмных угасших звёзд. В один из таких периодов я всё-таки решаю жить. Хотя не знаю зачем. Просто рефлекс.
Врачи так радуются, словно я им сделал невероятный сюрприз возвращением в мир живых. Они чувствует себя очень крутыми и полезными. Не мне лечить врачебную манию величия. Мне всё равно.
Если хотите знать, как я спасся, то надо сказать совершенно случайно. Даже в такую погоду люди ходят на работу. Меня подобрал сердобольный водитель, и даже догадался не выдёргивать нож. Меня отвезли в больницу и без особых усилий откачали. Обычная операция. Только я долго был без сознания, от удара головой и шока, как объяснили врачи.
Я лежал на больничной койке почти весь замотанный бинтами. Травма черепа. Перелом левой руки. Новый перелом всё той же многострадальной левой ноги. Несколько сломанных рёбер. В общем-то, ничего серьёзного, если бы не ножевое ранение сердца. Хотя, с врачебной точки зрения в этом тоже нет ничего особенного. Я, как и все люди наивно полагал, что ранение в сердце всегда смертельно. Но оказалось, ничего подобного. И есть масса людей, которые живут с ранами в сердце. Мне ли не знать. Я так живу уже шесть лет и всю мою жизнь. А у этого слабака оказалась неумелая рука. Я бы сделал на совесть. От души. В один удар. Я бы не сплоховал. Ну да что теперь говорить. Дело прошлое.
Ко мне приходили множество полицейских. И оперативники, включая Лошакова, и следователи и ещё какие-то хрены в штатском. Всем я рассказывал чистую правду и ничего кроме правды. Мне кто-то позвонил в дверь и сказал, что из Водоканала, проверить водомер. Я, разумеется, открыл, даже не посмотрел. Ворвался какой-то тип в маске, я бросился от него убегать. Он настиг меня в спальне и попытался зарезать. Я схватился рукой за нож и боролся как мог. Но он оказался гораздо сильнее. Воткнул мне нож в сердце и выбросил в окно. Вот и вся история.
У моей палаты одно время даже дежурили полицейские. Приятно.
Как-то раз меня навестил Лошаков. Уже не подолгу службы. Фрукты принёс. Был канун Нового года. Полицейский умудрился пронести бутылку шампанского. Пришлось напомнить, что я не пью. Тогда он выдул всю бутылку сам. Весело смотрел на меня.
- Подживаешь?
- Есть немного, - сказал я, жуя апельсин. Всегда любил цитрусовые. Я действительно чувствовал себя немного лучше. С руки сняли гипс. Нога до сих пор болела и никак не желала полностью заживать.
- Не хотел тебя раньше расстраивать, ты был слишком слаб, но теперь могу сказать.
Я поднял брови.
- Ты меня заинтриговал.
- Мы выяснили кто убил Метельцеву, кто покушался на тебя и Теплову.
- Вот как!
- А то. В тот же день, что ранили тебя, только вечером, неизвестные напали на дом Суздалева. Обоих расстреляли из пистолетов. Прямо в доме. Телохранитель тоже кого-то подстрелил, найдены следы крови, но тел больше нет.
- Круто! – сказал я. – И что?
- А то, что у него в доме нашли финку, лезвие которой абсолютно совпадает с раной Метельцевой. Да и Теплова, наконец, дала показания, только в другом городе. Она тоже говорила про нож с рукояткой в форме женщины. Но это ещё не всё. На рукоятке и лезвии обнаружены следы крови Метельцевой и Тарханова, того мужика из гостиницы. Дерево хорошо кровь держит. Так что дело закрыто.
- Ясно. То-то от моей палаты охрану убрали.
- Ясен пень. Нечего казённые денежки впустую тратить. Успокойся, тебе больше никто не угрожает.
- А как же папаша Суздалева?
- Верно мыслишь. Вначале выл дурным голосом и землю рыл. Но когда ему нож предъявили, немного присмирел. Сошлись на том, что убийцей Метельцевой назвали не его сынка, а телохранителя. На этом папаша успокоился. Лишь бы его имя не упоминали всуе. Да и некому упоминать. Единственная журналистка, которая могла это дело раскрутить, сейчас нетрудоспособна и вряд ли будет кому-то портить жизнь в ближайшее время.
- Значит, свалили всё на постороннего человека и успокоились, – ехидно сказал я. Лошаков фыркнул.
- Не будь идиотом. Ты видел этого мажора. Ты реально веришь, что он мог лично кого-то зарезать! Кишка тонка. Хотя, когда в него стреляли, он пытался отстреливаться. У него пистолет был, ты знал! Но он был слишком пьяный, вообще в ноль. Он, наверное, даже не понял, что умер.