— Ты. Сделаешь. Всё. Как. Я. Сказала. — Мать пыталась гипнотизировать непреклонностью, у неё такое периодически проскакивало с другими.
— Ты меня с кем-то путаешь, — вежливо ответила Хьюга-младшая, поднимаясь. — Я — не ваши друзья. Со мной не прокатит. Счастливо оставаться.
— Откажешь им? — отец с грустным лицом пошел проводить.
Мать осталась за столом, её глаза метали молнии.
— Пап, если я с родными родителями не могу договориться, с чего мне верить на слово мудакам из Мацусита? — прямо пояснила дочь. — Да оно мне не шибко и нужно. Если честно, я в роли антикризисного СЕО — это офигеть какая благотворительность. С моей стороны Йокогаме. Если вам как акционерам оно не интересно… — спортсменка развела руками, глядя на мать.
— Может, мама отойдёт до утра, — неуверенно потупился родитель, который всегда был подкаблучником.
— Мне всё равно. Спокойной ночи. — Хину поцеловала доброго, но часто слабохарактерного отца, махнула рукой матери и пошла к лифту.
— Твоя АТЛЕТИКА из здания вылетит в таком случае быстрее тебя! — донеслось в спину от Хьюги-старшей.
Дочь, не оборачиваясь, подняла над плечом правую кисть и несколько раз прижала пальцы к ладони.
Ута как раз пила чай в кухонной зоне, плавно переходившей в прихожую, когда в двери номера постучали.
Она спрыгнула с высокого барного сиденья («Fiorile Stool»; натуральная кожа, латунь, дерево, идеальное сочетание классики и современности, бренд часто используется в отелях Азии такого класса), сделала два шага и открыла:
— Проходите.
— Благодарю. — На пороге появился секретарь посольства Японии, который предупреждал о своём приходе минут двадцать назад.
Решетников, старательно и бесшумно душивший подушку последние часы, даже не пошевелился во время звонка, несмотря на разрывающийся трелями телефон. Точнее, метис не издал ни звука — лишь оторвал от простыни кисть и перебрал пальцами в воздухе. Физиономия его даже виду не сделала, что от этой подушки собирается оторваться.
Ута истолковала мужскую пантомиму вполне определённо и на вызов соотечественников ответила сама.
— Проходите, — одетая в минималистичные шорты и плотнооблегающий топ, никакой неловкости перед гостем айтишница не испытывала.
Протопав мягкими тапочками по белому мрамору, явив мужскому взгляду упругие спортивные ягодицы и узкую талию, она без какой-либо неловкости запрыгнула на своё высокое сиденье обратно и с наслаждением вернулась к чаю:
— А-а-а, хорошо-то как… Не нужно снимать обувь! — последнее предупреждение запоздало; как и всякий другой японец на его месте, посольский уже шлёпал по чужим апартаментам ногами в носках (туфли остались у двери). — Прошу, — Уэки нейтрально указала на второй такой же «Fiorile Stool» рядом.
— Решетников-сан в порядке? — соотечественник зачем-то водрузил на барный стол небольшой портфель, который сжимал обеими руками.
— Угу. Спит вон за той дверью, — Ута ткнула большим пальцем за спину. — Если хотите, могу разбудить. Я хоть и проснулась раньше, но работала в другой комнате, его пока не тревожила.
— Серьёзные апартаменты, — дипломат огляделся. — Три спальни?
— Угу. И кухня-гостиная с прихожей.
— А для чего так много? — гость явно собирался говорить о другом, но, оказавшись внутри, против воли поймал ступор под влиянием роскоши.
— Это была смешная история, — Ута на сей раз не изображала малолетку (к чему?), однако знала, что утром и без косметики выглядит очень молодо. — Мы сперва с ним долго спорили, где остановиться…
— Ну, само место выбрано хорошо, — заметил соотечественник. — Просто вид заселения.
— … Во-первых, ваши в административном департаменте МИД выдали Такидзиро-куну такую котлету денег, что экономить было бы тупостью, — улыбка Уэки стала шире. — Во-вторых, он хотел, чтоб Ван испытал шок. В хорошем смысле слова.
— Вы его приведёте сюда? — догадался дипломат, тоже светлея лицом.
— Угу. После встречи его из тюрьмы — поход в местную миграционную службу, забрать его загранпаспорт.
— Помню.
— После этого визит в наше пристанище вполне логичен. Было мнение, что нашего китайского друга нужно удивить, — Ута снова ткнула пальцем в направлении спальни, где продолжал пускать лицом вниз сладкие пузыри Такидзиро. — Поэтому и спален несколько: место дорогое, у каждой комнаты — индивидуальный дизайн. Пусть человек, насидевшийся в коммунистической тюрьме, имеет, из чего выбрать. Глядишь, проникнется.