С трудом успокоив дыхание, я протянула ему якорь-медальон, и он осторожно надел мне его на шею. Этот медальон будет соединять мою душу, отправившуюся в прошлое, и тело, оставшееся здесь, в настоящем — пустой оболочкой, застывшей за столом, под присмотром верного Питера.
— Нет, но… Элис… если якорь треснет, твое сознание останется в прошлом, навсегда вытеснив свою более молодую личность. Ты никогда не сможешь вернуться… — его пальцы дрожали, поправляя крохотную колбу с алхимическим элементом, которое Питер назвал «кровью времени», пульсирующей, как живое сердце, — поэтому я скажу: «Береги себя».
— Я правда постараюсь, Пит, — прошептала я внезапно охрипшим голосом, — честно!
— Элли… — он взял меня за руки, и я увидела панический страх в его глазах, — я знаю, как для тебя это важно, но… прошу тебя… не рискуй понапрасну… — он крепко обнял меня, почти до боли в ребрах прижимая к своей груди, как будто и вовсе не хотел отпускать, — пообещай, что вернешься, что бы там ни случилось, прошу тебя!
— Я постараюсь все исправить и вернуться, — еле сдерживая подступившие слезы, тихо пообещала я. Но в глубине души я уже знала, что назад пути нет. Решение принято, и теперь остается только двигаться вперед, сквозь лабиринт времени, надеясь, что мои расчеты верны, а судьба окажется милосердной.
Мягко отстранившись, я вновь сжала медальон до боли в пальцах, чувствуя, как его серебряные ребра впиваются в кожу. Когда-то Кристель не выносила тишины, наполняя мир вокруг себя смехом и болтовней. Теперь же ее голос доносился до меня лишь призрачным эхом воспоминаний.
«Элис, ты ведешь себя как ребенок! — звенел в памяти ее голос, — никогда не бойся рисковать! Поживи хоть немного не по учебнику, правила придуманы для того, чтобы их нарушать!». Эти слова, когда-то казавшиеся пустой болтовней легкомысленной старшей сестры, теперь обретали новый смысл, словно осколки, складывающиеся в единую мозаичную картину.
Питер достал из кармана смятый конверт, бережно разглаживая сгибы пожелтевшей бумаги. Старые письма… Я знала их содержание наизусть: наивные стихи, которые он писал ночами, подрабатывая в академической лаборатории. Но читал он их мне, а не моей сестре, так и не найдя в себе сил и смелости признаться в своих чувствах той, кому они были посвящены.
С глубоким, решительным вздохом я нажала нужную комбинацию кнопок. Хроноскоп тут же ожил, будто пробудившееся сердце — его механизмы запульсировали на моем запястье, наполняя воздух тихим, почти музыкальным гулом. Стрелки бешено закрутились вспять, высекая искры из воздуха — 3255 год, ровно 20 лет назад, без пяти минут девять — то самое субботнее утро, когда я вспылила и ушла, демонстративно хлопнув дверью, а моя сестра бесследно растворилась, словно дым от погасшей свечи. Все эти годы мы существовали словно призраки, поддерживая друг друга в этой бесконечной неопределенности, страшась узнать, что все наши усилия были напрасны. И вот настал момент истины — момент, который определит все.
— Питер… Спасибо тебе. За все, — тихо прошептала я, чувствуя, как горло сжимает спазм.
Первый шаг в разлом пространственно-временного портала — боль, пронзающая виски, как тысяча игл. В последний момент, обернувшись, я увидела, как мой друг тянет ко мне руку, судорожно сжимая конверт, будто это единственная нить, связывающая меня с реальностью.
Еще один шаг — и цвета мира сплелись в безумную радужную спираль, разрывая реальность на части. Третий… Третий перенес меня на двадцать лет назад, в мою спальню, где пылинки беззаботно танцевали в солнечных лучах, а из-за двери доносился ее смех — живой, громкий, прекрасный.
Глава 2
Первое, что я почувствовала, был запах — смесь книжного аромата от стоящих стопками рядом с кроватью пыльных библиотечных фолиантов и едва уловимого запаха лаванды от саше, которое Кристель когда-то в далеком прошлом запихнула мне под подушку со словами «чтобы не снились твои дурацкие кошмары». Открыв глаза, я тут же зажмурилась, испытав дикую боль от того, как мое взрослое сознание врывается, вытесняет личность юной Элис — той, что еще одновременно обожала, ненавидела и отчаянно завидовала сестре. Занимая ее место, я ощущала, как якорь-медальон на моей шее пульсирует в такт сердцу, как бы напоминая: это не сон. У меня ПОЛУЧИЛОСЬ! В ушах эхом звенел голос Пита: «Элли, будь готова к тому, что ты не все можешь изменить».