В голове медленно и четко вырисовывался план действий, единственно правильный, как мне показалось, выполнение которого действительно могло спасти мою сестру от всех тех опасностей, которые я раз за разом обнаруживала, проживая этот проклятый день.
Я медленно сняла с груди медальон-якорь, дрожащими пальцами сжав его в ладони, и со всей силы швырнула его в стену — как то единственное, что связывало меня с будущим, с жизнью, которая теперь казалась призрачной и недостижимой. Осколки серебра и стекла разлетелись в разные стороны, словно звезды в ночном небе, а я едва не теряла сознание от оглушающей боли, которая, словно молния, пронзила все тело, заставляя звезды плясать перед глазами. Точка невозврата пройдена, и моя взрослая душа, наконец, окончательно срослась с моим же юным телом, став единым целым с настоящим.
Плевать, что я не вернусь в будущее. Для меня теперь ничего не важно, кроме спасения сестры, ничто другое не имело смысла в этом мире, наполненном болью и отчаянием. Я готова была пожертвовать всем, лишь бы, наконец, уже изменить судьбу.
В памяти вспыхнул тот момент, когда ледяной клинок предательски вошел в спину Кристель. Ее удивленный взгляд, полный недоумения и боли, ее последние слова, которые так и не были произнесены, застыв на губах. Мое собственное бессилие, разрывающее меня на части, превращающее душу в кровоточащую рану. И безумные глаза Лизель, наполненные торжеством и какой-то нечеловеческой яростью.
«Только бы не потерять ее вновь…» — подумала я, сжимая кулаки так сильно, что ногти впились в ладони до крови, оставляя полумесяцы боли на коже.
Встала, чувствуя, как адреналин разгоняет кровь по венам, превращая ее в жидкий огонь, обжигающий изнутри, расплавляющий все страхи и сомнения. Время шло, неумолимо отсчитывая секунды, каждая из которых тянулась словно вечность, и я знала каждый шаг, каждое движение, каждое слово, которое будет сказано.
«Будь быстрее. Сильнее. Умнее. Соберись, тряпка!», — приказывала я себе, судорожно натягивая одежду трясущимися непослушными руками.
В зеркале отразилась девушка с лихорадочно блестящими глазами, полными решимости, и бледным лицом. Меня переполняла решимость любой ценой изменить то, что уже произошло, даже если придется пойти против самой судьбы.
«Я не позволю этому случиться», — прошептала я, крепко сжимая хроноскоп — артефакт, связывающий меня с будущим, ставший теперь бесполезным сувениром на память, холодным металлом в моей ладони…
Как всегда внезапный, но такой знакомый стук в дверь, раздавшийся словно удар колокола, вырвал меня из водоворота мыслей, круживших в голове подобно осенним листьям. Сердце пропустило удар, а затем заколотилось с удвоенной силой — я знала, кто там. Кристель. Моя сестра, живая, дышащая, полная надежд, которые я должна была разрушить, чтобы спасти, чтобы защитить от надвигающейся смертельной опасности.
— Элис? — раздался ее нежный голос, наполненный теплотой и заботой, — ты уже не спишь? Пойдем, там Тереза…
— Кристи, сестренка, прошу тебя, зайди на секунду, — перебила я ее, не давая договорить, чувствуя себя словно боец на задании, готовящийся к решающей атаке, — мне надо сказать тебе кое-что очень важное.
— Хорошо, как скажешь, — растерянно произнесла она, проходя в комнату и присаживаясь на краешек моей кровати. Ее лицо выражало обеспокоенность, и она напряженно вглядывалась в мое лицо, будто пытаясь понять, о чем пойдет речь.
— Кристель, — начала я, стараясь, чтобы голос не дрожал, хотя внутри все трепетало от напряжения, — нам нужно поговорить о Даниэле.
Ее улыбка мгновенно померкла, в глазах мелькнуло беспокойство и раздражение.
— Что такое, малышка Элли? Почему ты хочешь со мной о нем поговорить? — с фальшивой беспечностью спросила она, но в ее голосе прозвучала тревога, пробивающаяся сквозь маску беззаботности.
Я глубоко вздохнула, собираясь с силами, и вновь, как и в прошлый раз, потратила почти полчаса на уговоры и убеждения, старательно подбирая слова.
К счастью, мой похороненный вид, наполненный болью пережитого, и убедительные аргументы, подкрепленные знанием будущего, убедили Кристель в серьезности моих слов. Она спорила, сопротивлялась, а ее лицо выражало смесь сомнений и раздражения, но под моим напором в конце концов согласилась.