Урсула села возле окна. Она посмотрела на стоящего перед ней Фишера и показала на кресло.
- Садись. Я люблю, когда ты злишься, но не слишком сильно.
- Спокойствие мне подходит лучше? Может, ты хочешь поговорить о моем здоровье? А почему бы и нет? Ты очень ловкая. Вначале подготавливаешь почву. "Анни уже не ребенок", "Мы должны видеться не так часто... "Затем можно и не церемониться, ведь я уже дал свое согласие! А ты прекрасно знаешь, что Фишер всегда держит слово!
- Что ты хочешь сказать?
- А ты?
Внезапно он наклонился над ней и прокричал прямо в лицо:
- Если бы ты хоть раз попыталась быть честной?! Хоть один раз?! Если бы у тебя хватило смелости прекратить ломать передо мной комедию?!
Он чувствовал, что больше не может сдерживаться, и это окончательно вывело его их себя. Он схватил руку Урсулы и сжал ее, чтобы сделать ей больно, чтобы она больше не смела вызывающе улыбаться ему.
- Целый год! Целый год ты хитришь, изворачиваешься ради него, ради человека, которого презираешь, но в котором нуждаешься, чтобы удовлетворить свои прихоти, вести шикарную жизнь! Это так, да?! Ну признайся же!
- Отпусти меня. Да, я признаюсь. А дальше что? Ошеломленный, он отступил. Это спокойно брошенная фраза была для него как пощечина. Урсула больше не улыбалась. С безмятежным видом она продолжила:
- Делай что хочешь, Курт, но ты проиграл. Ты уже не можешь без меня. Будь тоже честен. Ты слишком далеко зашел, и я тебе это позволила. По правде говоря, ты не был мне неприятен, и я ни о чем не сожалею. Я не скажу, что ты сделал меня по-настоящему счастливой, но...
- Убирайся!
Теперь уже он стал вульгарен.
- Убирайся, - повторил он.
Ей нужно было сразу же уйти, чтобы он мог, если и не забыть ее, то, по крайней мере, вспоминать как о противнике, но она догадалась о его мыслях и поняла, что могла бы взять верх.
- Замолчи. Мы ругаемся как старые любовники. В нашем возрасте чистая любовь уже не существует. Ты - мне, я - тебе. Постарайся это понять. В конце концов, будь я свободна, ты бы дал мне много денег. Какая разница, если ими воспользуется Андреа? Разве я не должна ему эту небольшую компенсацию?
Он подумал, что сейчас уступит. И только один жест Урсулы помешал ему. Один лишний жест. Неосторожность, которую она не должна была совершить. Она поднялась, чтобы обнять его. Ее рука дотронулась до его виска, а губы потянулись к его рту. Он задрожал и сразу же обрел все свое достоинство.
- Хватит.
Он отстранил ее, но без злости. Его ярость улеглась. Он, как обычно, принял решение, снова превратился в Курта Фишера, представителя администрации, президента бесчисленных обществ.
- Все кончено. Хочу надеяться, что буду страдать как можно меньше. Я вовремя спохватился и выдержу. Я тебя любил и был не прав. У меня тоже есть слабости, но я умею исправлять свои ошибки. Левенбанк получит мой ответ через полчаса. Урсула побледнела, Фишер продолжил:
- Твоему мужу уже были сделаны уступки другими банками. Я не буду оказывать на них ни малейшего давления, чтобы они потребовали немедленную выплату. Но... - Он нарочно повторил фразу, которую Урсула сказала в самом начале их встречи. - Мы все зависим от воли случая или болтливых языков...Это вопрос нескольких недель.
- Ты хочешь нас разорить?
Голос Урсулы оставался очень твердым. Он решил, что она сомневается, и ее сомнение оскорбило его. Он сухо засмеялся:
- Ты еще не знаешь, кто такой Курт Фишер.
- Твоя жена тоже.
Его прошиб холодный пот, он судорожно сглотнул слюну, ожидая крика, может быть, слез, но Урсула играла по-крупному и принимала вызов с внешним спокойствием.
- Ты считаешь себя в безопасности за горой денег. Но ничто не может уберечь тебя от презрения твоей собственной семьи. Я сказала тебе: Курт: ты мне, я - тебе. Ты можешь разорить нас за три недели, но мне достаточно трех минут, чтобы погубить твою репутацию в глазах Магды Фишер, урожденной Гарбург. Ты гордишься своим состоянием, всемогуществом делового человека, но ты слишком кичишься аристократическими связями своей семьи. Практически ты ничем не рискуешь. В твоем мире не разводятся. Но если бы ты действительно не боялся, то не стал бы затрачивать столько усилий, чтобы скрыть мое существование. Ты предпочитаешь упорствовать или мы еще раз обсудим вопрос?
Он долго молчал. Ему никак не удавалось унять дрожь в руках. Урсула не шевелилась. И тогда он сломался. Его нервы сдали. Он подошел к ней, занес руку для удара, но сдержался, замер и, заикаясь, произнес:
- Вон...вон...Убирайся!
Рукой он перевернул кресло. Урсула завопила и убежала. Несколько секунд все кружилось у него перед глазами. Он долго дышал, прислушиваясь к биению своего сердца. Наконец, успокоился. Его слабость длилась не слишком долго. Он посмотрел на мебель, на стены, на окно, поставил кресло на место.
- Магда... Она инстинктивно знает. Это ничего не изменит.
Он подошел к телефону и набрал номер Левен-банка.
***
Урсула обменялась лишь несколькими словами с Магдой на одном из приемов несколько месяцев назад, но манеры мадам Фишер произвели на нее впечатление. Очень крупная, статная, Магда в пятьдесят лет сохранила благородную красоту, в которой чувствовалась порода. Она красила волосы, но ее макияж был скромный, словно ей казалось глупым скрывать свой возраст. Ее манеры были просты, и с первых же слов она располагала к себе незнакомых людей. Но она была "великосветской дамой", вызывающей уважение.
"Каким удовольствием будет наброситься на нее и заставить хоть на минуту потерять свой величественный вид императрицы!" - думала Урсула, нервно посмеиваясь и нажимая на кнопку звонка на решетчатой ограде при входе в парк, окружающий виллу Фишера.
Этим поступком она успокоит свое самолюбие. Внешне ничего не изменится, но в прекрасно отлаженной системе Фишеров появится испорченное колесико, а иногда достаточно одного плохо функционирующего колесика, чтобы самая совершенная система дала сбой.
Мажордом, не спеша, размеренной походкой пересек парк. Урсула посмотрела на огромное массивное здание с недостроенным вторым этажом, который был почти не виден со стороны Сузенберг-штрассе, но который гордо возвышался над высоким склоном, образующим газон и выходящим на южную часть Шлосливега.
Магда Фишер выслушала Урсулу, не перебивая и не проявляя ни малейшего признака смущения или нетерпения. Ее лицо казалось мраморном, и Урсула уже через несколько минут смешалась под ее взглядом, в котором, впрочем, не было ничего враждебного. Она знала, что уступит первой, и ее голос неожиданно задрожал:
- Да скажите же хоть что-нибудь! Значит, вам все равно?! Вас это не трогает?
- Я думаю, что наша беседа окончена, - сказала мадам Фишер.
Она потянула за шелковый шнурок, чтобы позвать слугу.
- Будьте любезны, проводите мадам Моос.
***
- Стерва! Шлюха, о махинациях которой я должен был давно догадаться!
Фишер решил опередить события и признаться до того, как Магда скажет ему хоть слово. Это было единственным выходом, так как мажордом уже сообщил ему о визите Урсулы.
Он пересек салон, не глядя на жену, переставил безделушку и вытер на комоде несуществующее пятно.
- Седина в голову, а бес в ребро. Какая-то неожиданная жажда приключений. Порыв, которому я не придал значения.
- Курт, - тихо сказала мадам Фишер, - перестаньте суетиться и посмотрите на меня. Удивившись, он послушался.
- Если вы очень хотите, мы никогда больше не заговорим об этой женщине.
Фишер отвернул голову. Магда его не презирала, а это было самое главное. Она страдала, но не позволяла ему разделить с ней страдание. Он сжал зубы и зло проронил:
- Я ее уничтожу. Без угрызений совести, безжалостно, как вредное насекомое. Я ее уничтожу.