***
Моос сам не знал, как добрался до дома. Два удара судьбы обрушились на него в течение получаса, и он ничего не мог понять. Вначале он решил, что произошло глупое недоразумение: или уполномоченный банка не правильно выразился, или же он по-своему интерпретировал его слишком лаконичный ответ.
- Вы, наварное, хотите сказать, что вашему банку нужна отсрочка, чтобы провести расследование, как это обычно практикуется? - спросил Моос. Несколько дней ничего не решают, и будет вполне естественным с вашей стороны, если вы заручитесь гарантиями...
- Месье Моос, речь идет не об отсрочке.
- Я не могу поверить в простой отказ. Вы меня знаете, знаете мою фабрику. У меня есть поддержка.., скажем, моральное поручительство месье Фишера.
- Я должен только передать вам ответ нашей администрации, но я не обязан ни комментировать его, ни искать причины.
После ухода уполномоченного Моос позвонил в офис Фишера. Бесстрастный голос секретарши произнес:
- Нет никакой ошибки, месье Моос. Месье Фишер лично попросил меня подтвердить сказанное. Я не знаю, о чем идет речь. Очевидно, вы больше в курсе дела, чем я.
Он пытался понять, откуда нанесен этот удар. Наверное, кто-то опорочил его в глазах Фишера. Но кто? Впрочем, не важно. В Цюрихе хватает завистников.
Второй удар был нанесен ему незадолго до конца работы. Когда Шлиман, правая рука Фишера, зашел в кабинет, у Мооса появилась надежда. Ну, конечно же, Шлиман пришел, чтобы по секрету сказать, что все это временное решение. Но тот пришел по другому поводу.
- Мне неприятно говорить вам это, месье Моос, ведь мы всегда работали вместе и до сегодняшнего дня не могли нахвалиться вами. К сожалению, мы живем в мире, где чувства не принимают в расчет. Короче говоря, мы обнаружили.., строго между нами.., небольшие дефекты в ваших изделиях. А репутация нашей фирмы требует постоянной заботы о качестве...
Иными словами, то, что сказал Шлиман означало, что до конца следующего месяца контракт с Фишером не будет возобновлен.
***
- Меня оклеветали, и я ничего не понимаю! Ничего.
Он наивно излагал Урсуле все факты, стараясь найти им хоть какое-то логическое объяснение. Он говорил обрывками фраз, останавливаясь, чтобы вытереть лоб, выпить.
- Это конец, и я не могу в него поверить. Если я не буду работать на Фишера, никто не захочет иметь со мной дело. Меня оклеветали, но я узнаю кто! Я буду защищаться. Я снова завоюю его доверие. Сколько времени! Сколько времени он удостаивал меня своей дружбой! Полагался на меня, ценил!
- Дурак! - внезапно сказала Урсула. Он подскочил:
- Что? Что ты хочешь этим сказать?
- Он полагался на меня, он ценил меня, - повторила она, передразнивая его с презрительным смехом. - И ты в это поверил?
Еще никогда она не испытывала к нему такой ненависти, как в этот момент. Он сидел, нагнувшись над стаканом, с совершенно дурацким видом, но все еще переполненный тщеславия. Он не понимал! Ну что ж, он поймет, этот кретин, ради которого она столько времени жертвовала собой! Какая разница, что будет потом. Она достаточно долго притворялась. И раз все потеряно...
- Благосклонность Фишера! Но это не тебе он ее оказывал!
Он все еще не понимал. Налив четвертый стакан, поднял на нее прищуренные глаза и часто-часто заморгал, словно дневной свет ослепил его.
- Не мне?
- Да я уже много лет его любовница! А сегодня он меня пробросил и тебя заодно. Годы, которыми ты не смог воспользоваться! Годы, прошедшие впустую! Я не считаю себя побежденной, но отныне буду сражаться одна! В тебе я больше не нуждаюсь! Она знала, что зашла слишком далеко, но отсутствие реакции со стороны мужа окончательно взбесило ее.
- Это невозможно, - пробормотал он. - Ты издеваешься надо мной. Это было бы глупо, если бы было правдой. Я же ничего не знал....
Разъярившись, она подскочила к нему, выхватила стакан, вскинула голову.
- А если бы и знал, то ничего не сказал бы! Только еще больше стал бы пресмыкаться перед Фишером! Да или нет? Посмотри на меня! В лицо, в первый раз!
Он посмотрел на нее и испугался - такой ненавистью пылали ее глаза. Она презирала его настолько, что не боялась даже его гнева. Она видела его таким, каким он был на самом деле: ничтожеством, не способным сохранить даже видимость достоинства. И он отреагировал как ничтожество, не осознавая своей слабости и воображая, что только жестокостью можно что-то исправить.
Он встал, прижал Урсулу к столу и изо всех сил стал хлестать ее по лицу тыльной стороной ладони. Она тихо вскрикнула, не смея пошевелиться, и ее ""бы начали кровоточить.
Глава 2
На Талыптрассе в двух метрах от биржи целый этаж одного из зданий занимала редакция иллюстрированного журнала "Досье", и в глазах посторонних такое соседство придавало журналу вес. На самом деле служебные помещения ограничивались двумя смежными комнатами, а остальная площадь служила студией директору цюрихского издания Эрнсту Циглеру, похожему на плейбоя с обложки журнала. Циглер нравился женщинам, так как давал им выговориться, что часто позволяло получить ему исключительно сенсационную информацию.
В самом начале "Досье" было простым журналом, специализировавшимся в основном на сплетнях об интимной жизни знаменитых артистов. Он был основан в Париже сразу после войны Луи Менаром. Но пришел день, когда публике надоели разводы звезд и интервью с авторами "новой волны". Тираж упал. Менар понял, что настало время найти что-то другое, и рискнул заняться политикой. В результате журнал пополнился немецким изданием, выходившим в Цюрихе. Преобразование "Досье" завершилось, когда Менар передал бразды правления своей дочери Марчель, вышедшей замуж за парламентского журналиста Винсента Гарнье. Быстро переняв взгляды мужа, Марсель поклялась предавать огласке правонарушения, скрытые пороки и скандалы.
- Это опасно, - сказал ей отец, - ты сломаешь себе шею.
Его смерть развязала Марсель руки, и она больше не заботилась о соблюдении хоть какой-нибудь меры. "Досье" два раза арестовывали, Марсель проиграла процесс против муниципалитета Цюриха, и тираж журнала утроился.
Урсула регулярно читала "Досье", один из своих самых любимых журналов. Но до сих пор его чтение было для нее чем-то развлекательным или, точнее, средством, возбуждающим бессознательное коварство, присущее каждой женщине. "Вы читали про мадам X? А я всегда думала... Да, это жестоко, но сколько юмора!"
Теперь речь шла не о юморе. Урсула представила первую полосу с названием статьи, набранным крупным шрифтом:
СЕКРЕТНАЯ ЖИЗНЬ КУРТА ФИШЕРА Женщина разоблачает тайные пристрастия чемпиона добропорядочности.
Это будет зло, необычно, язвительно. Ну, а репортер добавит что-нибудь еще.
Урсула провела три дня в лихорадочном возбуждении, переходя от истерик к полному изнеможению и смирению. Выгнанная любовником, выпровожденная мадам Фишер, она думала, что, сорвав злость на Андреа, отомстит за свое унижение. Поступок мужа ужаснул ее. Моос больше не владел собой. Он избил ее в первый раз, но с таким остервенением, которое больше походило на желание убить. Нет ничего страшнее гнева взбешенного барана.
- Если ты не уйдешь, я, кажется, убью тебя, - чуть успокоившись и наблюдая, как она собирает чемодан, сказал он.
Теперь Урсула укрылась в меблированной комнате в квартале своего детства на Церингерштрассе. На месте лавки, в которой ее мать продавала когда-то белье, стоял бар. Урсула сняла комнату напротив, на втором этаже. Из своего окна она вновь видела знакомые места, которые, казалось, навсегда стерлись из ее памяти.
Неужели все станет так же, как двадцать лет назад? Неужели придется все начинать сначала, с нуля? В тридцать восемь лет? Да, придемся, если она не станет защищаться. Главное - никому не доверять. Бороться, как она всегда это делала. Одной? Но почему одной? Андреа к ней вернется, попросит прощения, когда увидит, что она победила Фишера. Она свергнет Фишера с пьедестала, и его враги ухватятся за это. Но только нужно действовать и действовать быстро.