Потратив годы и миллионы рублей, Институт гематологии препарата так и не получил. Тогда президиум Академии наук СССР поручил работу Институту биофизики, который в начале 1980 года и приступил к освоению темы.
Профессор Ф. Белоярцев не щадил ни себя, ни других. Мотался между Пущином и Москвой, привлек к работе множество учреждений и лабораторий. (Работы велись вместе с химиками Института элементоорганических соединений АН СССР, с предприятиями Ленинграда, Перми и других городов.) Его подчиненные забыли, что такое нормальный рабочий день, дневали и ночевали в институте. Шутка ли — 3000 опытов на животных за четыре года! (В ЦНИИ гематологии за втрое больший период их провели всего несколько сотен.)
К концу 1983 года перфторан — кровезаменитель, принципиально отличающийся от зарубежных препаратов и от перфукола, созданного, наконец, в ЦНИИ гематологии, был готов к клиническим испытаниям.
Что они показали, читатель уже понял из отзывов медиков на ученом совете. О работе Института биофизики рассказала центральная печать. Отчеты клиник о перфторане — голубовато-молочной жидкости, за что она была названа "голубой кровью", — сплошь одобрительные, были направлены в Фармакологический комитет. "Результаты испытаний, проведенных в трех лечебных учреждениях… позволили выявить эффективность перфторана в лечении острой массивной кровопотери, геморрагического и травматического шока — писал главный ученый секретарь Фармкомитета Г. Руденко директору Института биофизики Г. Иваницкому. — На основании этих результатов Фармакологический комитет М3 СССР разрешил вторую фазу клинических испытаний".
К этому времени был допущен к клиническим испытаниям и перфукол. Председатель Ученого медицинского совета Минздрава СССР академик АМН СССР О. Гаврилов, в прошлом директор ЦНИИ гематологии, предложил автору этих строк написать о новом кровезаменителе. Однако Фармкомитету пришлось снять его с клинических испытаний.
Вскоре после этого появилось некое письмо, бросающее тень на работу Института биофизики. Была создана комиссия для решения вопроса о целесообразности клинических испытаний кровезаменителей. Что это за письмо, кто его написал, заслуживало ли оно тех мер, которые за ним последовали, скажу честно, не знаю — заместитель министра здравоохранения СССР (теперь уже бывший) А. Сафонов, при непосредственном участии которого создавалась комиссия, встретиться со мной отказался. Заместитель председателя комиссии И. Пивень осведомился, есть ли у меня полномочия готовить публикацию на эту тему, ибо сам он таких полномочий — разговаривать с корреспондентом — без разрешения начальства не имеет.
Не берусь утверждать, что и письмо, и клеветнические слухи вокруг работ лаборатории Ф. Белоярцева впрямую связаны с успехом одного препарата и неуспехом другого. Но предвзятость комиссии, считают сотрудники Института биофизики, бросается в глаза. Уже в самом ее составе заложена необъективность: действительно, почему из четырнадцати человек в комиссию вошли только два представителя клиник, испытывавших перфторан? Ведь именно клиницисты могли бы сказать веское слово обо всех достоинствах и недостатках кровезаменителя. И почему комиссию возглавили люди, которые не могут быть беспристрастными уже по причине своего служебного положения и должностных связей? Ее председатель В. Шабалин — в прошлом директор ленинградского Института гематологии и переливания крови, сотрудничающего с ЦНИИ гематологии в разработке перфукола, заместитель И. Пивень — сотрудник отдела Минздрава, отвечающего за работу по перфуколу, и соавтор О. Гаврилова в публикациях на эту тему… Простое совпадение? В Институте биофизики убеждены: нет. И потом, чем объяснить, что проверяла лабораторию Ф. Белоярцева только половина членов комиссии, а подписали акт — все? Отсутствовавшие полностью доверились своим коллегам. Коллеги же не приняли во внимание ни отчеты клиник, представленные в Фармкомитет, ни доводы разработчиков.
— Отдельные заключения комиссии вообще спорны, — говорит директор Института биофизики Г. Иваницкий. — Некоторые свойства препарата мы считаем его достоинствами, а комиссия — недостатком; другие выводы вытекают из невнимательности проверяющих к первичным документам. Иные упреки относятся вовсе не к нашему препарату, а к перфуколу… По всем пунктам Мы могли бы дать объяснения, но нас лишили возможности защищаться! Например, основной упрек комиссии: мы якобы не исследовали некоторые факты, свидетельствующие о возможной канцерогенности препарата. Но у нас таких фактов нет! Этот вопрос специально изучается Институтом проблем онкологии АН УССР. На сегодняшний день канцерогенная активность перфорана не установлена. Но разработчиков на заключительное заседание комиссии не пригласили, материалы тоже не показали, хоть и обещали, — все сделали келейно втихую.
Приказ Минздрава, последовавший за выводами комиссии, был категоричным по форме и нелогичным по существу: прекратить клинические испытания перфукола и перфторана. Перфукол к этому времени был уже четыре месяца как снят, так что еще одно решение, казалось бы, ни к чему, а перфторан, получается, сняли "за компанию", объединив с перфуколом в "новую группу препаратов", требующих дополнительного изучения.
В любом деле главный вопрос: во имя чего оно? На первый взгляд, запрет Минздрава вызван заботой о здоровье людей. Против доводов о необходимости дополнительных исследований препарата возразить нечего. Важно ли еще тщательнее проверить, есть ли у перфторана канцерогенное, мутагенное (влияние на генетический код) и другое возможное нежелательное воздействие? Разумеется, кто же спорит! Все согласны: людям нужен надежный, по-настоящему безопасный препарат. Не согласны клиницисты лишь с тем, что следует прекратить применение перфторана в острых, критических ситуациях, где безопасность его уже доказана.
— Требования, которые предъявляет к этому кровезаменителю Минздрав, для человека, находящегося на грани гибели, несущественны, — говорит начальник госпиталя имени Н.Н. Бурденко Н. Крылов. — О каких возможных отдаленных последствиях можно думать, когда человека нужно спасать любой ценой сейчас, сию минуту! Считаю, что испытания — хотя бы по жизненным показаниям — нужно продолжать. А требуемые исследования можно вести и параллельно.
Кстати, об этих дополнительных требованиях: странно, что предъявляются они к препарату только сейчас. Новые правила Минздрава, касающиеся испытаний, появились в конце 1983 года. Напомним: перфторан допустили к испытаниям в начале 1984-го. Почти через полтора года (время достаточное, чтобы разобраться и не торопиться) была разрешена вторая, расширенная фаза испытаний. Что же получается: сначала разрешили испытания вопреки собственным рекомендациям, потом запретили — вопреки мнению клиницистов, горячо одобривших препарат…
После телеграммы заместителя министра А. Сафонова о запрещении испытаний перфторана руководители клиник забросали министерство просьбами не делать этого. Ректор Днепропетровского медицинского института, доктор медицинских наук Л. Новицкая-Усенко написала А. Сафонову: "Как врач, как депутат, как человек считаю, что Вы поступаете не по-государственному".
Судить о преимуществах одного препарата перед другим — не наша компетенция, это дело медиков. Мы заинтересованы лишь в том, чтобы при решении подобных конфликтов торжествовали государственные, а не ведомственные интересы.