- Отец Владимир, простите, я не очень силен в церковно- славянском. А как будет по-русски то, что вы сейчас сказали?
- По-русски будет не так красиво, но тоже не плохо. Это двадцать восьмой псалом. "Глас Господа разрешает от бремени ланей и обнажает леса, и во храме Его все возвещает о Его славе".
- Ну и память у вас.
- А у меня батюшка родной священником был. По псалтыри я и читать учился.
- Мы вроде с вами ровесники, где вы могли грамоту по псалтыри изучать?
- В Ровенской области. Я сам оттуда. В наших местах пустых храмов не было никогда, да и к священникам там отношение другое. - Отец Владимир умолк, видимо, вспомнив о чем-то невеселом. Потом словно очнулся: - Да, памятью меня Господь не обделил... Надо же, я ведь еще кое-что забыл вам показать. Пойдемте.
Но идти пришлось не более двадцати шагов. Священник показал на землю: "Видите?" В быстро наступающих сумерках не сразу разглядел Киреев среди молодой травы куст розы, огороженный крошечным частоколом из сухих веток.
- Это от коз, - пояснил отец Владимир.
- Вы посадили?
- В том-то и дело, что не знаю - кто. Понимаете, как красота на людей действует? Не в своем саду, а вот здесь взял добрый человек и посадил розу. Самое удивительное - сколько дней прошло, а еще никто не сломал куст. Больше того, коз своих стали от розы подальше привязывать. Представляете?
- С трудом.
- Вот и я тоже. Ну, ладно, если не боитесь простудиться, давайте присядем на траву. Мы проводим солнце, а я заодно расскажу вам об отце Егоре.
- О ком?
- Об отце Георгии Коссове, его в народе отцом Егором звали, а еще чекряковским батюшкой. Это его фотографию вам дали.
Они сели.
- Михаил, - нарушил молчание отец Владимир, - можно спросить вас?
- Конечно.
- Вы человек воцерковленный?
- Не знаю, что вам ответить. Темный я еще, - Киреев попытался отшутиться, но отец Вадим был серьезен.
- Темный? Не понимаю.
- Спросили бы вы меня - верую ли я в Бога...
- Веруете ли вы в Бога?
Киреев задумался:
- Я не знаю, что ответить. Вот вы меня на это место привели...
- А какая связь?
- Разве место это для вас не очень личное? Вы словно душу мне приоткрыли. Вот и я хочу быть перед вами искренним. - И Киреев стал рассказывать. О своей болезни, о страшной ночи в своей квартире, Арсении Гусеве, Лизе Бобровой, о том, что он чувствовал в пальновской церкви. Только о Боге говорить не хотелось.
Отец Владимир слушал, не перебивая, а когда Киреев закончил свой рассказ, произнес:
- Интересно, кто к вам мог подойти? Нашей старосты, Евдокии Алексеевны, сегодня на службе не было. У нее рак крови врачи определили. Тоже крест на ней вроде как поставили... Кто же это мог быть?
- И как же она выжила? - Киреева заинтересовало это, а не то, кто к нему подошел. Священник ответил коротко:
- Милость Божья, да отец Егор. Опять отец Егор. Кирееву уже не терпелось скорее узнать об этом человеке. А священник все размышлял вслух:
- Надежда Петровна? Она в Орел уехала к сестре... Говорите, сказала, что к отцу Егору идти надо? Удивительно. А коли так, идите.
- Куда идти? Отец Владимир порывисто встал.
- Хозяйка моя, небось, ругается. Пойдемте отужинаем. А после ужина спрашивайте, что хотите обо всем расскажу.
От ужина Киреев хотел отказаться, но, чтобы не обижать гостеприимных хозяев, съел немного вареной картошки с рыбой, выпил чая. После ужина пришла пора рассказывать отцу Владимиру. Было видно, что это доставляет ему удовольствие. Когда Киреев остался один в отведенной ему комнатке, он так и не смог уснуть. Слишком много впечатлений принес этот день. Встав с постели, Михаил Прокофьевич включил свет и полез в рюкзак. Сначала достал чистую тетрадь, ручку, затем пакет с иконой. Хотел развернуть. В дверь постучали.
- Миша, вы не спите? - это отец Владимир.
- Нет. Заходите, батюшка.
- Вы ведь икону мне так и не показали, - словно оправдываясь, сказал священник, входя в комнату.
- Не поверите, но я сам ее еще не видел. - Киреев показал на пакет. Несколько секунд - и он уже держал в руках икону.
Отец Владимир перекрестился. В комнате наступила тишина, и каждый из двух мужчин боялся ее нарушить.
- Одигитрия, - произнес наконец Киреев.
- Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Пречистая Дево. Ты нам помози, на Тебя надеемся, и Тобою хвалимся, Твои бо есмы рабы, да не постыдимся, - то ли молился, то ли отвечал священник.
Потом он поднял глаза на Михаила Прокофьевича:
- А вы знаете, как переводится это название - Одигитрия? Киреев знал, но ему хотелось сделать приятное этому хорошему человеку, и он соврал:
- Нет, не знаю.
- Путеводительница, - отец Владимир многозначительно поднял палец вверх. Вышло это у него несколько комично. - Вы понимаете, что все это - милость Божья?
- Что? - не сдавался Киреев.
- Как это - что? - начал горячиться отец Владимир. - Такая икона в вашем рюкзаке, женщина, которая дарит вам карточку отца Егора... Неужели не понятно? Потом неожиданно также быстро успокоился, посмотрел прямо в глаза своему гостю и тихо, но твердо сказал:
- Аще и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси, жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста...
Затем, будто стряхивая пелену с глаз, слегка мотнул головой и еще тише произнес:
- Перевести на русский?
Побледневший Киреев, глядя на священника расширившимися глазами, с трудом выдавил из себя:
- Не надо. Не все понятно, но не надо. Как это вы... как это сказано: не убоюся зла, яко Ты со мною еси?
- ... жезл Твой и палица Твоя... Вы по-прежнему хотите идти на Мценск?
- А Спас-Чекряк не на этой дороге находится? - с надеждой спросил Киреев. Он только отходил от потрясения, которое вызвали у него слова священника. Отец Владимир, обычно при всяком удобном случае вставлявший в свою речь слова из Писания, похоже, тоже был растерян. Будто кто-то взял и воспользовался им, как инструментом, для того, чтобы этот человек, о котором еще час назад он ничего не знал, услышал эти слова. Оба теперь говорили тихо и печально.
- Нет, совсем в другой стороне.
- И не на Белевской?
- На другой.
- У вас есть другие дороги? - улыбнулся Киреев.
- Шутите. По ней писатель Нилус и ехал когда-то к отцу Егору. Впрочем, вы правы. И тогда это была глушь, и сейчас. В Орловской губернии жителей нашего уезда дулебами звали - деревенщиной, одним словом. Редкие деревушки, унылые поля, глубокие овраги, рощицы - жалкие остатки былых лесов. Все - как сто лет назад... Ну так как - поедете к отцу Егору?
- А я из Спас-Чекряка выберусь куда-нибудь? Сами говорите - глухомань.
- А вы хотели Россию узнать, идя по автострадам? Вас Господь не в глухомань зовет, а к отцу Егору. Между прочим, Спас-Чекряка уже давно нет.
- Что же тогда есть и куда мне идти?
- Дойдете до деревни, которая называется Герасимова.
- Герасимовка?
- Нет, в наших краях деревни называют Герасимова, Шпилева, Кудинова... Так вот, дойдете до Герасимова. Чуть-чуть не доходя до крайнего дома, свернете по полевой дороге налево, пройдете мимо фермы, никуда не сворачивайте - и минут через десять вы окажетесь на поляне... Когда осмотритесь, увидите церковный фундамент, остатки строений и, наконец, могилку отца Егора. Вот и все, что осталось от Спас-Чекряка. Впрочем, школа работает до сих пор.
- Деревни нет, а школа есть?
- Из окрестных деревень детишки ходят... А если от могилки спуститесь по тропе в лесок, мимо еще одной поляны - там когда-то приют для девочек стоял, который отец Егор построил и содержал, то попадете к роднику, воду которого наша Евдокия Алексеевна пила. К сожалению, купальни там пока нет. Стоит небольшой сарайчик, который Игорь построил. Игорь - это механизатор из тех мест. Его дочка после операции заражение получила, врачи сказали, шансов нет, а люди добрые ему подсказали, чтобы давал дочке воду из родника отца Егора пить. Девочка выздоровела, а отец ее из благодарности и соорудил это строение.
- А как же купаться можно?
- Купаться, пожалуй, нельзя. А вот обмыться святой водой - пожалуйста. Ну, ладно, спохватился отец Владимир, - вам завтра в путь. Отдыхайте.