Смугловатая кожа, мгновенно покрывающаяся загаром на солнышке, чёрные, волнистые, с шоколадным отливом волосы, густые чёрные брови, карие глаза под пушистыми ресницами и длинный прямой нос — благодаря своей яркой внешности Саня сразу становился «своим» у представителей многих южных национальностей. Армяне, грузины, чеченцы, евреи и даже цыгане пытались заговорить с ним на «родном» языке. В общем, он был, как сам себя называл, «дитя всех народов». Вот такой у русской матери и белоруса отца получился экзотический сын!!!
Сейчас «дитя всех народов», пригревшись в тёплом такси, вспоминал солнечный Киев, техникум и друзей, с которыми расстался. Годы учёбы пролетели быстро, беззаботно и весело. Именно в техникуме обнаружились Санины таланты. На лекциях он порой, вместо того чтобы записывать в тетрадь полученные знания, рисовал в ней забавные карикатуры.
Однажды он по просьбе своего одногруппника, забавы ради, нарисовал цветным карандашом на тетрадном листе в клеточку денежную купюру достоинством в десять рублей. Причём до окончания лекции Саня успел нарисовать только одну сторону «денежки». А балбес одногруппник, будучи на каникулах в родном городе, решил посмешить своих друзей и этой купюрой расплатился в пивбаре. «Десятка» была принята в оплату, и даже выдана сдача. Лишь когда кассир положила купюру в кассу, она увидела, что десятка нарисована только с одной стороны. Был жуткий скандал с привлечением милиции, и неизвестно, чем бы закончилась эта история, но, на их счастье, начальником милиции оказался отец одноклассника этого балбеса. По тем временам за подобное деяние можно было схлопотать достаточно большой срок и провести лет этак восемь в живописных лесных уголках нашей бескрайней Родины. Но дело, слава богу, замяли, а нарисованную десятку начальник милиции взял себе на память. Балбеса же он вывел за порог райотдела милиции и, поставив его лицом к улице, сильным пинком в заднее место отправил назад в техникум получать оставшееся образование. После этой истории Белозёров дал себе слово никогда не рисовать денежные знаки, даже смеха ради, как бы его ни уговаривали!
На лекции по предмету с романтическим названием «Распространение радиоволн» Санька по просьбе своего закадычного друга Александра Стёпкина рисовал однажды Венеру Милосскую. Преподаватель долго смотрел на его манипуляции карандашом в тетрадке, а потом спросил:
— Белозёров, а что это ты там делаешь?
— Вашу лекцию записываю! — невозмутимо ответил Саня.
— Как-то странно ты её записываешь, ну-ка, дай-ка мне свой конспект!
«Съесть это невозможно, — подумал Саня, взглянув на конспект, и послушно понёс его преподу. — Теперь точно выгонят, не рисовать же на ходу Венере купальник!»
Преподаватель долго смотрел на рисунок, а потом сказал:
— После лекции все свободны, а вас, Штирлиц, — преподаватель указкой показал на Саню, — я попрошу остаться!
«Отыгрался кот на скрипке, не пожрёшь теперь сметаны! — мысленно сказал Белозёров и тут же себя успокоил: — Ничего, надо ведь кому-то и в армии служить. Так что придётся продолжить военную династию».
Когда все покинули аудиторию и преподаватель остался с Белозёровым один на один, он опять достал Санину тетрадь и вновь, как в первый раз, стал внимательно разглядывать рисунок злополучной Венеры.
— Ты что делаешь в нашем техникуме, Белозёров? — тихо спросил преподаватель «распространения радиоволн».
— Учусь… — боязливо сказал Саня, готовясь к самому худшему.
— Зачем?
— Мама хочет, чтобы я стал связистом, говорит, что сейчас это самое перспективное направление. Всегда можно найти работу.
— Не слушай маму и бросай ты всё это! Лучше быть плохим художником, чем плохим связистом. Я сам творческая личность, в ансамбле на гитаре играл. Знаешь, Белозёров, как я играл! — преподаватель мечтательно закатил глаза. — Тоже послушал маму, и что получилось? Вместо того чтобы писать музыку, учу вас, дураков, всякой хрени! На, забери свою тетрадь и никому больше не показывай, а над моими словами подумай!
Задумавшись о чём-то своём, преподаватель вдруг сорвался с места и быстрыми шагами вышел из аудитории.
Об этом разговоре Белозёров никому ничего не рассказал, отделавшись дежурной фразой: «Повезло, он никому докладывать не будет. Простил».
После их разговора преподаватель «радиоволн», всякий раз входя в аудиторию, всегда задавал один и тот же вопрос: «Белозёров здесь?» — и, получив утвердительный ответ, неизменно говорил: «Ну и дурак!»