А потом во всей этой истории настал поворот. Трагический поворот.
Старик прервал свой рассказ и посмотрел куда-то в сторону. Потом он встал из-за стола и стал с взволнованным видом расхаживать по комнате из стороны в сторону.
— Помнишь, я говорил, что когда квартиру Романенко вскрыли, то Мишки там в тот момент не было?
— Ну, да. А где он был? У родственников?
— Мишки и не могло быть в квартире в тот момент. Ни при каких условиях. — старик снова уселся на стул и посмотрел на меня. Тут я с удивлением заметил слезы в глазах хозяина 144-ой. Он плакал, но по-мужски сдержано, даже правильнее сказать скупо.
— Знаешь, мужик, — начал говорить он подрагивающим голосом, — у каждого в жизни есть моменты, о которых он сожалеет до самой смерти. И у меня это видимо тот самый момент. Никогда себе не прощу того, что не сделал тогда.
Я увидел насколько разволновался старик, и мне стало страшно за его самочувствие.
— Прошу вас, успокойтесь. — я взял старика за руку и крепко сжал ее. Рассказывайте дальше, что случилось. Не держите в себе. Вдруг вам станет легче.
— Да я не первый раз рассказываю об этом. — сказал хозяин квартиры, тяжко вздыхая. — Вот только легче не становится… Ну, хорошо. Слушай.
Случилось это чуть позже. Месяца через два, уже летом. Я вышел подышать свежим воздухом и уселся на лавочке во дворе, слушая кудахтанье местных старух и наблюдая за играющей детворой. Был среди них и Мишка. Он был один. Алексея рядом не было. Видимо, у него снова были какие-то важные дела. И знай, что тогда случится, поверь, я бы глаз с детей не спустил бы. Пусть это не мои дети. Но это дети. И такого с ними случаться не должно.
Мишка гонял мяч со своими сверстниками на огороженной спортивной площадке. Казалось бы, что могло случиться?! Я отвлекся всего на несколько секунд, как мне показалось. А когда повернулся, то увидел Мишку уже в стороне. Он бежал за мячом, который, скорее всего, укатился от него после очередного сильного удара. И с ужасом я вдруг понял, что мяч катится к проезжей части. А там, на обочине какой-то умник еще в советские времена придумал посадить кусты. Мол, так красивее. Да только кусты те вымахали ростом с ребенка и теперь любой, кто выскочил бы на дорогу из этих кустов, стал бы полной неожиданностью для водителей.
Так случилось и с Мишкой. Мяч скакал от него как заколдованный. Будто его подталкивал кто-то. А мальчишка, кажется, совсем не обращал внимания на то, куда он бежит. Что еще чуть-чуть, и он выскочит из кустов прямо на дорогу.
Но ведь он ребенок. А дети не всегда осознают ту опасность, которая им грозит.
А я был всего в какой-то сотне метров. Да, пусть я был уже не молод. Но это был ребенок. Ради него мне положено было рвать жилы. Но я не сдвинулся с места, будто меня к нему приклеили. А Мишка выскочил на дорогу вслед за мячом.
Если бы не кусты, то возможно его еще смогли бы вовремя заметить. Но водитель не успел затормозить. Мишка погиб под колесами автомобиля.
Я c грустью и состраданием смотрел на плачущего старика. Слезы катились по его морщинистому лицу и, повиснув на подбородке, с едва уловимым стуком разбивались о полированную поверхность стола.
— Никогда себе этого не прощу. — сказал, наконец, старик, вытирая кулаком глаза. — Я мог спасти его.
— Успокойтесь. Этого уже не исправить. Что случилось, то случилось.
— Я понимаю. Достаточно пожил уже на белом свете. Но в то, что это нельзя было исправить, и было самое страшное, мужик. После этого всего поменялось.
Смерть младшего сына очень больно ударила по семье Романенко. Особенно по Анне. Я был на похоронах и видел ее состояние. Бедная женщина. Матери всегда больнее всего переносят потерю своих детей. У нее подкашивались ноги, мужу приходилось постоянно быть рядом. Олег разве что на руках ее не нес. Так плохо было этой безутешной бедняжке. Нелегко было и Олегу. А вот с Лешкой продолжали твориться непонятные вещи. Я еще на похоронах заметил, как он неадекватно реагирует на происходящее. Мальчишка не раз злорадно ухмылялся глядя на то, как рыдает его безутешная мать, как плачут пришедшие проститься с Мишкой родственники и друзья семьи Романенко. И я бы счел это помутнением рассудка, вызванным горем и потерей брата, но Алексей меняться еще до этого. Я уже говорил об этом ранее.
Но как-то раз произошла одна вещь, после которой я понял, что мальчишкой точно не все в порядке.
Однажды вечером, а это случилось, наверно через пару недель после похорон, я пошел выносить мусор и уже на мусорке заприметил чей-то невысокий силуэт за контейнерами. Это был Алексей. Он сидел на корточках, спиной ко мне и что-то делал. Я окликнул его, но он даже не обернулся. Я подошел поближе, чтобы поговорить с ним. Ведь детям не следовало играть на мусорке в одиночку в такое время.