Итак, корпус ушёл на Пятигорск, а мы, как всегда, стали его арьергардом и ещё какоето время, около трёх недель, стояли по границе бывшей КабардиноБалкарии. Ни горцам, ни южанам не было до нас никакого дела, и для батальона это было спокойное время. Гдето кипели жаркие схватки, ожесточённые бои и эпические сражения, а мы тихо сидели на дороге, ведущей на Ставрополье, охотились на косуль, патрулировали границу и отдыхали. Хорошие деньки.
Наконец, начальство всё же вспомнило о нас, и поступил приказ подтягиваться к основным силам Кавказского корпуса, который остановился на постой в посёлке Иноземцево, что за Пятигорском. Нормально, мы того только и ждали, собрались и потопали по дороге на северозапад. Однако так случилось, что при переправе через речку Юца в воду свалился один из наших парней. Я был рядом и недолго думая прыгнул за ним в холодную весеннюю воду. Паренька вытащил, всё с ним в порядке, даже насморка не было, а я к вечеру в жестокой лихорадке свалился.
Коекак меня дотянули до окраины пятигорских владений, посёлка Золотушка, и комбат, видя, что я могу копыта откинуть, передал меня на попечение местной знахарки, которая поручилась, что через неделю я смогу встать на ноги и вернусь в строй. Помнил я всё это очень смутно, болезнь меня всерьёз прихватила, и два дня, проведённые в доме местной докторши, както выпали из памяти. Так, какието обрывки событий, плач ребёнка, горькое питьё и постоянные спиртовые растирки. Сегодня с утра я почувствовал себя гораздо лучше, пошёл на поправку, и как итог – смог выручить мою исцелительницу из беды.
Знахарка закончила процедуры, и я не заметил, как в который уже раз за последние трое суток провалился в сон. Проснулся к вечеру, и снова от стука в дверь, но теперь не грубого, а осторожного. Снова в моих руках оказался верный пистолет, но Елена, посмотревшая во двор через небольшую отдушину над дверью, успокоила:
– Это староста наш местный пришёл, дядька Трофим, а с ним военный какойто.
– Отворяй, – разрешил я и, спрятав ствол под подушку, натянул на себя выстиранный хозяйкой камок и вышел к гостям, которых Елена уже усаживала за стол.
– Вечер добрый, господин сержант, – чуть привстав, поприветствовал меня староста, худой как жердь дядька лет под пятьдесят.
– Здорово, гвардия. – На столе появилась бутылка водки с изображением кедра на этикетке.
Конечно же это был командир территориального взвода, усатый и дородный мужик, на котором мешком висел новенький камуфляж, а на погончиках сияла золотом одна поперечная полоска, что значит – передо мной находится старшина. По виду нормальный и справный хозяйственник из станицы, может, бывший участковый, отправленный в командировку. К таким людям я всегда уважение испытывал, так как очень уж они мне нашего старосту деревенского, Никиту Демидова, напоминали, такие же основательные, хозяйственные, расчётливые и в меру прижимистые.
– Добрый вечер, – вежливо ответил я и, присев на лавку напротив гостей, обратился к хозяйке: – Мне бы поесть чего.
– Вотвот куриный бульончик готов будет, пару минут обожди, – ответила она и отошла к печи.
– Ну что, – неодобрительно покосившись на водку, обратился я к старшине, – за оружием и документами пришёл, взводный?
– Точно так, за стволами казёнными и военными билетами. – Старшина подкрутил ус.
– Забирай, – выложил перед ним два военника и кивнул в угол комнаты, где валялись подсумки и карабины, – и охламонам своим передай, чтоб про насилие и не думали больше. Это я ещё добрый, а другой просто пострелял бы их как курчат, и ничего бы ему за это не было.
– Понятно. Раз такое дело, может быть, спрыснем договорённость? – Территориал взял в руки бутыль.
– Нет, мне сейчас не до того, старшина. Болею, а всё, что хотел сказать, я уже сказал.
– Так, а чего ты меня тогда звал, гвардеец? Отдал бы оружие бойцам сразу, да на этом и разбежались бы. Чего менято дергать? У меня и своих дел в роте хватает.
– Хотел посмотреть, кто у них командир. Был бы жлоб какой, стволы не вернул бы, а ты, старшина, сразу видно – нормальный человек, и это не твоя вина, что у тебя во взводе такие ушлёпки служат. Опять же, пусть они поволнуются, а ты их спасителем будешь. Вернёшься в расположение роты, и будет у тебя два бойца, которых ты лично прикрыл и которые тебе по жизни обязаны. Разве плохо?
– Раз так, – протянул он, – тогда да, конечно.
– Бывай, старшина, – протянул я ему через стол свою руку.
– Выздоравливай, сержант, – пожал он мою ладонь и, взвалив на себя оружие своих непутёвых солдатиков, отправился восвояси.
За ним, было, намылился и староста, но я придержал его:
– Погодь, дедушка.
– Что? – Он вернулся на лавку.
– Ты в курсе, что Фёдор Карпов, муж знахарки Елены, находится в плену у карачаев?
– Нет, – помотал он головой. – Знаю только, что он на охоте пропал.
– Вот теперь будешь знать. Фёдора держат в ауле Джага, и надо его домой вернуть. Этим у вас, как и везде, община должна заниматься, а ты в общине местной самый главный. Что думаешь по этому поводу делать и как намерен односельчанина выкупать?
Староста несколько секунд молчал, видимо, о чёмто размышлял, и сказал:
– Бесполезно, там дикари сидят, которые никому не подчиняются. В других аулах можно договориться, размен пленников сделать или выкупить человека, а с этими так не выйдет. Полные отморозки.
– Что, совсем никак?
– Ну, только если какойто серьёзный горский клан своё слово скажет, а с нами они дел иметь в любом случае не станут.
– Клан алима Имана Гойгова из Алагира сможет такое слово сказать?
– Не знаю, сержант, – пожал староста плечами, – слышал, что клан влиятельный, может быть, чтото и получится.
– Хорошо, – откинулся я к стенке.
Местный глава общины встал и, уже уходя, спросил меня:
– А зачем тебе Фёдор, неужели он и в самом деле твой родственник?
– Нет, он мне не родня, но его жена мне жизнь спасла, а я такого не забываю, староста. Долг платежом красен, слыхал про такую старую мудрость?
– Дело твоё, сержант, поступай как знаешь. Если от общины деньги понадобятся или поддержка какая, то обращайся, мы за своего сельчанина завсегда горой встанем.
– Да видел я уже ваше вставание, – пробурчал я, – дом Карповых почти в самом центре посёлка стоит, в него три урода посреди бела дня ломятся, а от всей общины ни одного мужика рядом не оказалось. Что так, старейшина?
– С Бебутом ваши солдаты были, а это новая власть, и тут надо осторожно, мало ли что, – быстрой скороговоркой проговорил староста и юркнул за дверь.
Местный глава ушёл, а хозяйка покормила меня наваристым бульоном и, когда я опять улёгся на кровать, окликнула:
– Солдат, а тебя как зовутто?
– Александр.
– И что, действительно постараешься мужа моего вытянуть из плена или так, для красного словца твои речи были?
– Постараюсь чтото сделать, хозяйка, – повернувшись на бок, ответил я и сам спросил: – Расскажи про ваши места, а то третий день здесь нахожусь, а что окрест находится, ничего не знаю.
– Да рассказывать и нечего особо, живём, как и везде люди живут. После чумы, кто уцелел, по лесам разбежались, а потом Хаос пришёл, и начали люди друг друга за просроченную банку тушёнки убивать. Намто, кто здесь на отшибе жил, ещё ничего, вполне нормально было: выстроили стену вокруг посёлка и отбивались от всех находников, а вот кто в городе находился, тем тяжко пришлось. Как власти не стало, так весь Пятигорск общины национальные поделили. В Свободе и Горячеводском черкесы закрепились, в центре – чеченцы, а в Белой Ромашке, Новопятигорске и Бештау казаки и русские с армянами окопались. Несколько лет всё тихо было, както уживались, но потом вайнахи с гор своих земляков вызвали, и столько крови пролилось, что не приведи Господи такого разбора. Так мне дед рассказывал, он тогда как раз старостой в Золотушке был и водил всех наших мужиков на помощь своим.