– Какой спецназ, они же к горцам переметнулись!
– Вы что, совсем тут офигели? Мы там гибнем, а вы нас за предателей держите? – со злостью спросил адыг.
– Ничего не знаю, разоружайтесь и руки в гору, а не то стрелять будем.
– А сами вы кто?
– Дружина Пятигорска.
У нас при себе было три автомата, четыре пистолета и пара гранат, не густо, и, повинуясь команде, мы бросили оружие перед собой и подняли руки вверх. Можно было бы и побегать по лесу, оторваться от тех, кто нас задержал, но с нами раненый командир, и это полностью меняло ситуацию.
Из густого кустарника появилось несколько бойцов с синими повязками на рукавах камуфляжа. Нас повязали и, подгоняя прикладами автоматов в спины, погнали по тропинке, еле заметно петляющей меж деревьев. Прошагав пару километров, вся наша группа вышла на большую поляну, где у местных воинов был разбит временный лагерь. Комбата, всё так же тихо постанывающего на плащпалатке, поволокли дальше, а нами занялся местный сотник, суровый мужик с лицом, покрытым мелкими оспинами.
– Ну что, спецназ, – сотник подошёл к кряжистому дубу, у которого нас усадили, – к врагам переметнулись?
– Что за хрень, дружинник? – спросил я его. – Мы приказ выполняли, Зольское захватили, подкреплений ждали, а вы нас кинули. Двое суток наш батальон более тысячи горцев держал, а помощи так и не дождались. Сотник, сообщи о нас в штаб корпуса, там знают, как на самом деле всё было.
– Если вас в штаб корпуса сдать, сержант, – ухмыльнулся сотник, – то всех четверых сразу к стенке поставят и лоб зелёнкой намажут. Ваш комкор выходил с нами на связь, и мы имеем приказ без разговоров расстреливать всех спецов, решивших обратно переметнуться.
– Тогда зачем с нами разговоры ведёшь, расстреливай, раз такое дело.
– Успеется, для начала надо разобраться, что происходит, а то странностей вокруг много, и я их не понимаю.
– Комбата нашего куда уволокли? Не в расположение частей корпуса?
– Нет, он у нашего лекаря на соседней поляне, тот в деле своём понимает хорошо, и, думаю, ваш полковник выживет.
Командир пятигорцев ушёл, а мы всё так же сидели у дуба и не понимали, что же такое происходит в родном корпусе. Ладно, Гена на нас озлился, подставить решил, както своего отца очернить и Крапивину бяку сделать, но расстреливать без суда и следствия тех, кто до конца выполнял его приказ, – это перебор. И так ситуацию вертели, и эдак, но никакого логичного объяснения происходящим событиям так и не нашли. Что творится, непонятно, стрельбы не слыхать, а значит, и боя нет, хотя горцы уже должны были в наступление перейти. В лесу стоит тишина, на поляне только мы да десяток дружинников во главе со своим командиром и радистом.
Глядя на это окружающее нас спокойствие и не в состоянии хоть както повлиять на происходящие вокруг события, мы прижались к стволу дуба и задремали. Спустя пару часов нас разбудили, и снова рядом с нами оказался пятигорский сотник:
– Подъём, спецназ.
Открываю глаза – что такое, что за суета, вся поляна забита вооружёнными дружинниками, а нам руки развязывают.
– Что случилось? – только и спросил я местного командира.
– Гена Симаков на сторону противника переметнулся.
– Да ну? – удивился я. – С какой стати? Он хоть и сволочь по жизни, но в Конфедерации фигура влиятельная, и ему это ни к чему. Откуда информация?
– Наш разведчик доложился, что у брода через Этоку Симаковмладший с Алиевым встречался. Горцы беспрепятственно переходят на наш берег и двигаются по дороге на Пятигорск. Некоторые подразделения вашего корпуса идут вместе с ними. Кроме того, из резиденции князя сообщили, что в Иноземцеве идут бои, а сам комкор объявил, что существовал заговор против президента, и сейчас там мятежников уничтожают.
– Кого он виновными объявил?
– Вас, штурмовиков, начальника штаба Рябова и представителей госбезопасности. В общем, кто есть кто, мы уже разобрались, и теперь остаётся только выстоять до подхода Крапивина и войск, которые с ним по основной транспортной магистрали от Минеральных Вод выдвигаются. Нужны сутки, а потому, гвардейцы, получайте своё оружие и решайте сами, куда вы пойдёте, или с нами на Пятигорск, город защищать, или на Иноземцево к своему лагерю.
Разобрав свои стволы и пустые разгрузки, переглянулись, обсудили ситуацию и решили идти за дружинниками, которые должны были обогнать двигающихся по дороге боевиков и закрепиться по левому берегу реки Подкумок. Местный сотник наше решение одобрил, а его бойцы поделились с нами боеприпасами.
Спустя несколько часов, обогнав «индейцев» и перешедших на сторону врага территориалов, мы оказались у моста через Подкумок. Позади нас – бывшая улица Дзержинского, а впереди – большой мост, который должен уцелеть в любом случае. Других транспортных переправ через реку нет, все порушены ещё в Хаос, а нам в скором времени придётся в наступление переходить. Силы наши небольшие, триста дружинников, пара миномётов калибром 82мм, да пяток пулемётов. На подходе ещё около полутысячи ополченцев и княжеская охрана, сотня отличных воинов. Все они идут из нынешнего центра города, из района Бештау. У противника после предательства комкора более двух тысяч солдат и около тридцати пяти 120мм миномётов. Силы явно неравны, но мост держать всё же полегче, чем позицию в чистом поле, и чего действительно стоит опасаться – это вражеских артналётов и обходных манёвров по бродам, наличествующих вверх и вниз по течению.
На мосту уже были укрепления – несколько блиндажей, окопы вдоль развалин и парочка основательных бетонных дотов, в которых стояли пулемёты, не станкачи, правда, а обычные ПКМы, но и они могли остановить любую пехотную массу вражеских войск. По большому счёту мы здесь были не нужны, и на этой позиции остались только полсотни бойцов из местной дружины. Всем остальным защитникам города – задача простая: оборонять берега Подкумка.
Нас определили в группу к одному из местных старожилов. Кроме нас четверых, в ней пятнадцать ополченцев, вооружённых кто чем. Тут тебе и три карабина СКС, и «Тигр» с навешенной на него оптикой, и охотничьи гладкостволы, и один непонятно как доживший до наших дней пулемёт Дегтярёва, который я неоднократно видел в фильмах про Великую Отечественную войну. Закрепились в развалинах, сидим ждём, левее нас, в районе моста, несколько раз вспыхивала ожесточённая перестрелка, чуть позже стали слышны миномётные взрывы, и опять стрельба из нескольких сот стволов. Так дотянули до вечера, смогли передохнуть от всех испытаний, выпавших на нашу долю в минувшие дни, и хорошенько подхарчиться из запасов наших новых товарищей по оружию.
Смеркалось, пару раз на правом берегу мелькали вражеские воины, и одного из них местный охотникследопыт, которого все звали дед Устин, с одного выстрела снял. Это вроде как обозначил противнику, что здесь пути нет и бродить не надо. Горцы намёк поняли и маячить у нас под носом перестали. Уже в сумерках на той стороне замелькало чтото белое, по виду полотенце, а затем появился плотного телосложения солдат в нашем армейском камуфляже, который с поднятыми руками направился к охраняемому нами броду. Приглядевшись, я распознал старшину из Пятой охранной роты территориалов, который приходил в дом Елены Карповой забирать документы и оружие своих непутёвых подчинённых.
– Сейчас я его, падлу эту изменную, сниму. – Рядом со мной стоял дед Устин и уже пристраивал на выбитом из стены камушке свою винтовку.
– Погоди, дедушка, – я остановил его, – похоже, свой это человек, послушаем, что скажет.
– Ладно, – убирая свой «Тигр», пробурчал дедок и отошёл в сторонку, – посмотрим, хто енто такой с белой тряпкой над головой. Однако же, если он вам не нужен будет, мне его отдайте.
Тем временем старшина перебрался на наш берег, оглянулся и, заметив, как из развалин, где мы засели, ему машет десятник ополченцев, бегом направился к нам. Территориал заскочил внутрь и сразу же выпалил:
– Не стреляйте, я сдаться хочу.
– Кто таков? – задал ему вопрос десятник.
– Старшина Приходько, Пятая охранная рота.
– Документы есть?
– Нет, остались в расположении роты, в Новопятигорске.