Племя совнаркомов состояло всего из одного человека: неограниченного правителя Совдепии Миши I, сына покойного неограниченного правителя Льва I, из рода Троцких. Монархический принцип вводился постепенно и так незаметно, что никто даже не почухался, когда Льва I похоронили в усыпальнице московских государей.
Племя исполкомов было нечто вроде воевод — оно правило. Каждый исполком состоял из одного человека и отчитывался только перед совнаркомом Мишей I.
Племя трудообязанных работало, сеяло хлеб, охотилось на зубров, шило одежды из звериных шкур и курило вино, за что получало от исполкомов право на жизнь и одну треть сработанного в свою пользу. Другая треть шла исполкому, третья — совнаркому Мише.
Население городов жило в землянках или юртах из оленьих шкур, остальные спали в дуплах вековых деревьев, в пещерах или просто шатались по степи, подстерегая диких кабанов и медведей.
Стоял тихий погожий вечер лета 1950 года… На опушке огромного леса у развалины корня высокой корявой сосны весело пылал костер, вокруг которого расположились трое: сухая, коричневая сморщенная старуха, завернутая в лохмотья засаленной плюшевой портьеры, и двое мальчишек, задрапированных волчьими шкурами. Каждый из них был вооружен топориком из остро отточенного кремня, насаженного на дубовую палку.
— А где старший брат? — спросила старуха, обгрызая желтыми зубами волчью кость.
— Мы его делегировали на пленарное заседание Совнархоза. Люди нашего племени поймали нескольких эсеров-интернационалистов. Теперь идут дебаты о том — съесть ли их или выменять на некоторых из нашей коммунистической ячейки, попавших в плен к интернационалистам.
— О, наказание! — воскликнула старуха. — И когда эта проклятая война кончится?! Эх, если бы он хоть кусочек этого интернационалиста домой принес.
— Да, дожидайся, — проворчал внук. — Помнишь того англичанина, который семь лун тому назад перелетел к нам через стену на какой-то странной штуке… Поймали его наши и тут же слопали — даже полпальца не принесли… А когда отец с охоты вернется?
— Солнце шести раз не покажется на востоке, как он будет здесь. Исполком дал ему определенный мандат. Что это у тебя в руках?
— А я когда на куропаток силки ставил, нашел в лесу… Что-то вроде ореха, да я никак не мог разгрызть.
— Покажи-ка, — с любопытством попросила старуха. — Да это гайка!!
— Что это значит: гайка?
— Этими штуками когда-то рельсы скреплялись.
— Какие рельсы?
— Железная дорога. Из железа.
— Какое странное слово: железо.
— Да ты ж видел у меня в числе фамильных драгоценностей гвоздь? Знаешь, такой стержень со шляпкой. Это и есть железо.
— Да как же из этого можно целую дорогу сделать? В землю эти гвозди один около другого вколачивались, что ли?
Старуха заметила, что внук слишком далеко хватил, и усмехнулась:
— Ну, брат, это ты, действительно, ахнул. Из железа делались рельсы… Такие длинные-предлинные палки… И по ним быстро бегали железные дома, в десять раз больше нашего.
— Сколько же лошадей нужно было для этого?!
— Зачем лошади? Воды в котел нальют, дровец подбросят, оно и летит — никакой лошади не догнать.
— Кто ж это делал?
— Инженеры.
— Они вкусные?
— Не знаю, не пробовала. Когда я была молодая — за меня один инженер сватался.
— Чего-о?
— Ты этого слова не поймешь. Жениться хотел. Руку мне свою предлагал. Я отказалась.
— Вот дура-то старая. От руки отказалась! Взяла бы и съела. Она нежная.
— Ох, как с вами трудно разговаривать!
И потом мечтательно улыбнулась:
— Он мне записки писал…
— Что это значит: «писал»?
— Брали такую палочку с железной штучкой на конце, обмакивали в черную краску и делали на бумаге знаки.
— Какое смешное слово: бумага.
— Да ты разве не видел? У меня в числе фамильных драгоценностей один трамвайный билет есть. Если поймаешь зайца — покажу.
Наступило молчание. Костер тихо потрескивал, догорая.
Один из внуков потянулся, засмеялся и сказал:
— Вчера новый приезжий, кооптированный от Пролеткульта, чуть не женился на нашей соседке: схватил за волосы и потащил в лес.
— Что ж ее прежний жених?
— Он вынес резолюцию протеста, осуждающую это самочинное выступление без мандата от исполкома.
— А формула перехода к очередным делам?
— Обыкновенная: зарезал приезжего топориком, а невесту привязал к дереву и содрал скальп.
— Какая прелесть! Совсем роман!