Это, сказал, не игрушки-побрякушки, чтобы перед зеркалом крутиться и подружкам хвастаться, придет время — непременно твои будут. А пока забудь и думать.
Отец был суров, но ее любил, потому что никого у них двоих не осталось, когда мама умерла.
После его смерти серьги пропали…
И вот теперь…
За дверью послышались тихие крадущиеся шаги. Да толку-то, Марианна прекрасно знает, что это Лизавета, только она так тапочками шаркает.
Марианна едва успела нырнуть под одеяло и отвернуться к стене.
— Марианна Петровна, вам что-нибудь надо? — прошептала Лизавета и, не услышав ответа, сказала куда-то в коридор: — Спит она, доктор сказал, что сегодня целый день так будет.
— Не трогай ее, пускай спит, — прогудел голос мужа издалека, и Марианна едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть.
— Она сказала, что ничего не помнит, что вчера случилось, — продолжала Лизавета, — отчего она в обморок упала.
— Ну и ладно, ты, главное, следи, чтобы она таблетки пила, что доктор прописал. Если забудет, ты напоминай почаще…
И муж ушел, тяжело ступая. Вот как, даже к постели не подошел, не удостоверился, что жена в порядке. Впрочем, после вчерашнего это неудивительно.
А Лизавета ему все докладывает. Были у Марианны подозрения на этот счет, поскольку работала горничная у мужа давно, раньше, чем Марианна в этот дом вошла. Ну ладно, будем иметь это в виду. И насчет таблеток тоже.
Этот день она провела в постели, притворяясь, что дремлет, отмахиваясь от Лизаветы с ее показной заботой. Приходил доктор Вильям Шакирович — средних лет крепкий мужчина с седыми волосами и яркими темными глазами. Не то армянин, не то еще какой-то восточный человек, у них раньше модны были разные литературные имена типа Гамлета и Беатриче, так что Марианна изредка ошибалась и называла его Вильямом Шекспировичем. Доктор только качал укоризненно головой, но было видно, что обижается.
Сейчас он сидел возле ее кровати и держал за руку, считая пульс. Лизавета наконец убралась из спальни.
— Как мы себя чувствуем? — задал доктор традиционный вопрос, и Марианне захотелось ответить в том же духе: «Как вы — не знаю, а я так не очень».
Вместо этого она пробормотала что-то про слабость и тошноту, что было, в общем-то, правдой.
— Ай-ай-ай… — доктор покачал головой. — Нужно себя преодолеть, нужно поесть, выпить кофе, сразу придет бодрость… Либо укольчик сделаем…
— Не надо уколов! — встрепенулась Марианна. — Лучше уж таблетки. Кстати, что это?
— Всего лишь легкое, совершенно безобидное успокоительное… — утешил ее доктор. — Мы понервничали, переутомились, там в ресторане было душно, шумно, музыка громкая играла, вот мы и упали в обморок…
Он взял ее за руку, выслушал пульс и добавил:
— Ничего страшного, попьем немножко таблеточек — все и пройдет. Мы ведь не беременны?
«Я — нет, а вы на всякий случай проверьтесь», — захотелось ответить Марианне, она удержалась в самый последний момент и только покачала головой.
— Ну, вот видите, значит, это пустяк и все скоро пройдет! — обрадовался доктор.
А вот интересно, он в самом деле так считает? Что вот если ни с того ни с сего здоровая молодая женщина грохнется в обморок, то это пустяк, не заслуживающий внимания? Потому что вряд ли доктор знает, что послужило настоящей причиной потери сознания. Уж муж точно ему ничего не сказал, а больше-то и некому… Лизавета тоже не знает, а больше он ни с кем не общался.
После таблетки Марианна сразу же заснула и проснулась к вечеру. Голова была тяжелой, однако не кружилась. Но все было безразлично, так что на всякий случай она решила больше таблеток этих не пить. Одно хорошо: муж больше не заходил. Где он находился, Марианне было все равно.
Вечером Лизавета принесла ужин. Марианна поковырялась в салате, съела сухарик и отдала тарелку. Таблетку она спрятала за щеку, а потом спустила в туалет. С этой заразы Лизаветы станется проверить. Небось пересчитала уже все таблетки.
И, разумеется, вечером Марианна долго не могла заснуть. Ну еще бы — целый день в постели проваляться.
События предыдущего дня мучили ее, душили своей безысходностью. Она уже пожалела, что спустила таблетку в унитаз, хотела встать, найти воды, принять еще, но не было сил подниматься, включать свет, искать… И тут вдруг милосердный сон сжалился над ней.
Ей снилось, что она — маленькая девочка и идет по лесу, по извилистой таежной тропке среди кедровника. Под ногами у нее ярким пламенем пылают жарки, где-то высоко в ветвях деревьев резко и зло хохочет сойка.